— Ишь, сорванцы, — говорила она, поглаживая рыжую веснущатую девочку. — Привыкли ко мне. Вот уеду, ругать-то вас и некому будет.
Только когда я попробовал высунуться на свет, брови ее сошлись, и я увидел прежнюю Прокофьевну — сердитую, неприступную. Она сейчас же встала и объявила:
— Ну, девки, спать пора. Пойдемте спать.
И ушла с девчатами. Коля подошел ко мне и не захотел даже скрыть своего торжества:
— Ну, видишь? А ты хотел подружиться с ней.
Я в первый раз по настоящему рассердился на него, однако, и виду не показал.
— Подожди еще. Я, ведь, не говорил тебе, что сегодня сделаю это.
— Теперь ты вряд ли успеешь, она, ведь, послезавтра уезжает.
— Посмотрим, может, и успею.
Утром мне повезло. Я вышел на реку и нашел там Прокофьевну одну. Она полоскала белье. Чтобы начать разговор, я сказал:
— Бабушка, давайте я вам помогу выжимать.
— Сама выжму, буркнула она, не поднимая головы.
— Да зачем же, когда я могу! Смотрите, какой я здоровый. А вам трудно.
Она промолчала, только сильней затрепала в воде какую-то рубашонку, так что всего меня окатила брызгами. Тогда я приступил прямо к делу.
— Вот что, бабушка. Вы меня за баптиста считаете, да? Вон даже разговаривать не хотите. А, ведь, я не баптист вовсе.
Она быстро обернулась и недоверчиво оглядела меня. Один рог у нее склонился набок.
— Как это, то есть, не баптист?
— Да так, очень просто. Не только не баптист, а совсем даже и неверующий. Это тебе наврали. Я даже знаю, кто и наврал: Коля. Он пошутил над тобой.
Она подумала, подумала и вдруг отрезала:
— Будет брехать-то! Знаем мы, какие вы неверующие.
— Нет, правда, бабушка. Спроси хоть Илюшу или Ваню своего спроси. Он знает.
— Нечего и спрашивать. Видать сову по полету, как она летает. Я еще тебя с первого разу узнала, когда никто не говорил мне. У те и выговор-то ихний — баптицкий.
— Выговор? — засмеялся я. — Баптистский выговор?
— А ты — нечего тут расхахатывать. Ступай, куда шел.
За пригорком показалась Колина голова. Я обрадовался, что он хоть увидал меня, когда я смеялся, — пусть подумает, что мы с Прокофьевной разговорились и я от этого веселый.
— Ну что? — спросил он, когда мы встретились.
— Дело идет, — соврал я. — Завтра она сама тебе скажет.
Однако дело у меня шло вовсе не так уж блестяще, как я хвастал. До отъезда Прокофьевны оставалось всего два дня. Один из них я уже смазал своей неудачной попыткой. А завтра, перед прощаньем, возле Прокофьевны, должно быть, все время будут ребята. Пожалуй, Коля-то выиграет…
