Вика молчала, сердце сжалось в комок, она смотрела на него, не отрываясь. Вдруг сейчас он скажет, что не любит ее!
– Я никогда не брошу свою Ленку, ― отчетливо произнес Артем. ― Десять лет назад ей ампутировали грудь и удалили матку, рак. А ей тридцать всего было! И сколько бы еще отмеряно не было, я ее не брошу, потому что тогда буду последним подлецом. Она самые трудные годы со мной пережила, сыновей родила и воспитала. Да, я никогда не был верным мужем, но бросить ее!.. Уже второй год она в Лондоне, сама решила с мальчишками поехать. Может, ей проще так, не зная, где я и с кем. Но все-таки иногда она звонит и застает меня дома, да и прислуга наверняка докладывает, что я почти всегда у себя.
Вика обняла его за шею, прижалась сзади.
– Прости меня, Темочка, я не знала! Как же вы?.. Ты прости меня, прости, я больше никогда, ни слова, ни намека! Что ж ты молчал?
– А что, на всех углах трубить об интимных подробностях своей семейной жизни? ― Воронов потянулся к бутылке, допил прямо из горлышка. ― Блин, коньяк кончился…
Вика достала следующую бутылку, протянула.
– А ты только мне расскажи. Полегчает.
– Чего рассказывать… Ты какого года? Семьдесят первого? А мы поженились в семьдесят пятом. Ленке восемнадцать, мне двадцати одного еще не исполнилось. Она была из бедной многодетной семьи, у нее еще три брата и три сестры. Закончила училище, работала медсестрой в детской больнице.
– Ты в нее сильно влюблен был? Ходил за ней, ухаживал?
– Ходил, конечно, гвоздички дарил. Влюблен?.. Не знаю, во всяком случае, жениться хотел. Ленка красивая была и скромная. Представь себе, у нас с ней до свадьбы ничего не было, только целовались. Дико, да? Но в те времена многие так женились. Наверное, это неправильно ― вдруг именно в постели поймешь, что этот человек тебе не подходит? Но гормоны-то молодые играют, парням трахаться хочется, а порядочные девчонки до свадьбы не дают. А непорядочными мы в юности брезговали, да не больно много их и было… Ленка моя, как оказалось, вообще из религиозной семьи. Тогда этого никто не афишировал, я только после свадьбы узнал, когда ее родичи стали наседать, чтобы нам в церкви обвенчаться. Я, естественно, на дыбы! Какой еще церковный брак, когда и так штамп в паспорте? Да и неверующий я был, хоть и крещен в детстве… А когда с Ленкой это случилось ― я в церковь зачастил, молился, как умел. И все думал: за что нам такое наказание? Я ведь нормальным мужиком был, своими руками на хлеб зарабатывал, единственный грех, что верность жене не всегда хранил… Но это ведь на мне вина! Она-то мне никогда не изменяла, я точно знаю! Так и сказал ей, когда она в больнице между жизнью и смертью… А Ленка отвечает, что ее вина: в грехе со мной жила. То есть, по их, верующих, понятиям, она за мной не замужем, то, что расписались в ЗАГСе, не считается! Я, естественно, тут же предложил: давай обвенчаемся, хоть сюда в больницу попа притащу! У нее вначале глазки засветились, а потом говорит: «Нет. Такой брак на всю жизнь, до смерти. А я не хочу тебя связывать. Вдруг ты себе другую, здоровую найдешь, развестись захочешь, а церковных разводов на самом деле не существует». И твердо так сказала! Я себе тогда слово дал, что не брошу ее. Целый год вообще на баб не смотрел, честно! Но Ленка меня к себе не подпускала, стеснялась ампутированной груди, говорила, что теперь она не женщина, а так, друг. Короче, не выдержал я такого длительного воздержания, начал потихоньку опять кобелировать. От нее никогда ни одного упрека не слышал. Если дома не ночевал, позвонит с утра на работу, спросит, все ли у меня в порядке… Потом я уж сам предупреждать стал, чтобы не волновалась. Она ведь действительно обо мне беспокоится… Я ей почти каждый день звоню.
