Филипп Андреевич сел на стул у изголовья кровати, уперся ладонями в колени.
— Ну, как дела?
— Дела идут, — ответил Яша.
— Дела лежат и болеют. — Филипп Андреевич покосился на дверь и запустил руку в карман штанов. — Держи, изобретатель.
Перед глазами Яши появилась дрель — неоценимая вещь, с помощью которой можно сверлить отверстия не только в дереве, но и в металле.
— А вот тебе и сверла про запас. По дороге купил. Спрячь-ка покуда под подушку, Мать увидит — разворчится.
— Я себя совсем хорошо чувствую, — сказал Яша. — Если бы мама разрешила, так и встал бы даже.
— Лежи, лежи, храбрец. В зеркало себя видел? Один нос остался. Уж очень тебя крепко на этот раз скрутило, Яков. Беда прямо с тобой…
— Я-то тут при чем? Подкорытов говорит, что у меня особая восприимчивость.
— Да уж конечно. Против медицины ничего не скажешь.
Филипп Андреевич полез в другой карман, вытащил свернутую газету, В комнату, вытирая руки полотенцем, вошла Анна Матвеевна,
— Что там пишут? — спросила она.
— Японцы пошаливают, очухались после двадцать второго года. — Филипп Андреевич развернул газету. — Опять пограничный инцидент, на заставу напали. Силы наши прощупывают.
Он стал читать вслух. Даже-в голосе его звучала внутренняя сила. Суровую жизненную школу прошел Филипп Якимов. Начиналась она на Ленских приисках. Там он родился, с детства работал на англичан, во время расстрела, всколыхнувшего всю страну, был ранен в бедро. Отлежавшись, Филипп бежал с Ленских приисков, добрался до Приморья, там женился на дочери сучанского шахтера, помогал подпольным большевистским организациям, дрался в партизанских отрядах.
Теперь Филипп Андреевич работал на железнодорожной станции Южноуральск, формировал составы. Работа была по нему, он любил постоянное движение, любил ощущать четкость и слаженность огромного механизма станции.
— Володя не приходил? — спросил отец.
— Нет, не приходил, — ответила Анна Матвеевна.
Володя был старший брат Якова. Он кончал танковую школу…
На этот раз выздоровление, действительно, затянулось. Прошло еще полмесяца, прежде чем Яше разрешили покинуть постель, да и то после долгих слезных упрашиваний.
Соображения Подкорытова насчет возможных осложнений, к которым, безусловно, склонен такой ослабленный организм, пугали Анну Матвеевну, делали ее неуступчивой. Она прислушивалась к каждому слову врача, следила за каждым движением Яши, придумывала для него особую пищу, одевала теплее, бледнела при одном виде царапины на его теле. Филипп Андреевич постоянно ссорился с женой, но встречал такой решительный отпор с ее стороны, что поспешно соглашался.
