— Да у нас не встанет просто-напросто… — пролепетал он.
— Не бойся, сынок! — процедила Нинка. — Это я обеспечу…
Она опять повернула пацанов спинами друг к другу, снова уселась на них верхом и протянула ладони к перепуганно съежившимся мужским достоинствам того и другого.
Нинка ухватилась за беспомощные, теплые и мягкие трубочки и начала их плавно подергивать. А приятно, блин!
— Не выйдет ничего… — сказал Епиха.
— Заткнись! — прошипела Нинка. — Выдерну вообще!
Шпиндель промолчал, ему, конечно, страшно было, но… и приятно тоже. Оказывается, когда баба это делает, даже такая старая и страшная, как Нинка, намного слаще, чем самому…
— Молодец, молодец! — Нинка почуяла, что у того, что поменьше, хреновина стала оживать. Оп! И уже стоит торчком…
— Какой орел! — похвалила она, ощупывая затвердевшую палочку. — Ну, раз первым собрался, будешь первым…
— Шпиндель! Коз-зел! — зашипел Епиха, поняв, что ему придется первому побывать в роли бабы. — Только попробуй, блин! Я тебя удавлю потом!
— Не бойся его, — сказала Нинка, ободряя Шпинделя. — Трахай спокойно, дело житейское.
— Я не умею… — пролепетал Шпиндель испуганно.
— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим, — процитировала Нинка армейскую мудрость. Она, конечно, в армии не служила, но солдат у нее по жизни было великое множество.
Епиха завертелся, заелозил животом по траве, силясь перевернуться на спину, но руки-то были связаны, а увесистая Нинка придавила ему спутанные штанами ноги.
— Ты не бойся, — она легонько пошлепала Епиху по заднице. — Не ты первый, не ты последний…
Шпиндель, между тем, хотя и знал, что, когда Нинка уйдет, ему туго придется, неожиданно для себя расхрабрился и трахал Епиху не за страх, а за совесть. Хоть знал, что и ему, Шпинделю, предстоит испытать то же удовольствие, что Епихе.
Епиха тоже об этом вспомнил. Хрен с ним, пусть дерет, пока его верх. А там Епихина очередь настанет! Ну, Шпиндель, погоди! Как поросенок, блин, завизжишь!
— У! У! У! — учащенно выдыхал Шпиндель, ерзая на стонущем Епихе. Нинка уж давно не чуяла холода от своей мокрой одежды, ее грела ненависть и страсть.
— У-у-у! — Шпиндель кончил, и Епиха тут же заворочался:
— Слазь, сволочь! Разлегся! Теперь моя очередь!
В отличие от Епихи, Шпиндель все принял покорно, прямо-таки как должное. И наоборот, Епиха в отличие от Шпинделя никакой робости не испытывал. Ему объяснять и показывать не потребовалось. Сразу вошел в курс дела.
— Ладно, — сказала Нинка, подымаясь, — сами разберетесь!
