* * *
Колька смолк, казалось, будто не он, а беспризорный сидит на чурбаке. Ребята продолжали сидеть не шевелясь. Гриша Звонкий подбросил в костер хворосту. Искры посыпались дождем и осветили палатки. Ребята, как бы проснулись, словно сидели они в кинематографе и просмотрели интересную картину. Только сейчас почувствовали, что ночь холодная: грудь греет, а за спиной — холод; кто-то тяжелый, холодный, навалился сзади и хвост туманный вытянул по травам. Звезды. Город куда-то провалился. Речка на переборе булькает. Самый маленький из пионеров, Миша, сидящий в отдалении, нарушил молчание.
— Коля, а Мухтарка-то жив остался? Почему он с тобой не ходит к нам в лагерь? Мы бы его любили, бегал бы он с нами.
— Бегал бы, бегал бы, — передразнил Гриша. — А почему камнями бил собаченку, которую мы нашли в канаве? Что?.. Кабы тогда Коля не пришел к нам, не устыдил бы нас, так кроме мяса ничего бы не осталось от нее. И Мухтарка попал бы тебе, так ты его камнем угостил бы.
Миша сконфузился. Его маленькие пальцы прятали галстух в прореху, за пазуху.
— Ведь не я один, — все.
Ребята начали спорить. Вожатый остановил их.
— Ну, ребята, довольно… Пора спать, нечего балясы строить.
— Нет, ты доскажи. Коли показал пирог, так давай и шамать.
— Мы не хотим спать, к лешему сон. Успеем выспаться.
— А вон Егорка уже и заснул? Ишь, какие носом-то симфонии разводит.
— Я?.. Я нет. Я не сплю. Я думаю: почему я не видел революции. Я бы на фронт поехал. Я бы показал буржуям, где раки зимуют.
— Закройся! — Одернули его ребята.
Он, как хорек, высовывался из-за костра. Вожатый, чтобы привлечь внимание, ногой пошевелил головешку. Искры закружились.
— И так, ребята, слушайте, доскажу вам. А завтра, если на занятиях будете клевать, то не взыщите.
Ребята пододвинулись к костру, а он начал.
— Как приехали на фронт, так и началось, и началось. Стрельба кругом. Пули над нами, как мухи над падалью, кружатся. Снаряды землю роют, как свиньи. Люди стали такими маленькими, серыми, — как суслики в полях, забегали. Меня сделали разведчиком. Посылали меня к белым выведывать у них все, что надо для штаба. И я ходил. Переоденусь, как деревенский мальчишка: одену поддевку, шапку, запояшусь опояской и пошел. И Мухтарка за мной по пятам идет..
Однажды, прихожу из разведки на то место, где наши стояли, и тут… Ахнул даже… Везде валяются телеги… Кухни, опрокинутые. Ящики разбросаны…
Лошади раненые бьются. Трупы лежат. Тут у меня в груди и заколотилось. Не доброе почуял. Кто-то ухватился за сердце, будто ребенок руками, и начал сосать. Ветер подул. Изморось пошла. Пошел я между трупов — осматривать, нет-ли где сибирского тятьки. Каждому в лицо заглядываю, — а они синие, распухшие; руки в стороны разбросаны. Винтовки валяются. Почти всех обошел, а тятьки нету. Спустился к оврагу — и там нету. Мухтарка притих, шерсть щетинит; идет сзади и на пятки наступает. Я ему говорю:
