Труп лежал на катафалке. «Молния» погребального мешка заканчивалась прямо под носом Мортенсона. Вокруг собралась небольшая группа людей. Пришло всего несколько человек.
«По крайней мере, мешок застегнут почти до глаз, — пронеслось в голове у Креспи, — а то смотреть было бы вообще невозможно».
Креспи пожалел, что согласился присутствовать на прощании, потому что даже после того, как над телом поработал медик, лейтенант выглядел ужасно.
Креспи чувствовал себя изможденным. Было только девять утра. Он не сомкнул глаз ночью, хотя лег относительно рано. Вчера, сразу же после ухода МакГиннесс, позвонил Чурч и отменил назначенную встречу в лаборатории, объяснив это тем, что ему потребуется много времени для подготовки отчета Тавесу. Креспи с трудом заставил себя проглотить ужин и отправился спать. Лицо Мортенсона стояло у него перед глазами — таким, каким оно было в последние секунды жизни. Креспи снилась льющаяся кровь. Казалось, что все его сновидения в ту ночь окрасились в красный цвет.
По Чурчу же нельзя было сказать, что он засиделся допоздна в предыдущий вечер. Он стоял рядом с катафалком, склонив голову, но плечи его были расправлены, а глаза не казались заспанными.
В помещение вошла МакГиннесс и, не привлекая к себе внимания, встала рядом с несколькими техниками, собравшимися на прощание. По поведению присутствующих невозможно было определить, был ли кто близок с Мортенсоном. Креспи переводил взгляд с одного на другого, но не видел ни слез, ни подавленности. В холодном воздухе нижней палубы, отведенной в основном под складские помещения, чувствовалось напряжение.
Креспи знал, что в штате исследовательской станции священника нет, и предположил, что адмирал Тавес навряд ли решит выступить с прощальным словом, так что полковник совсем не удивился, когда Чурч откашлялся и заговорил:
— Не могу сказать, что я близко знал лейтенанта Мортенсона. Буду откровенен: я никогда и не стремился к этому. Я думаю, вы все согласитесь, что мы были очень разными.
Чурч немного наклонился вперед и положил одну руку на бледный лоб покойника.
— Говорят, что два человека отличаются друг от друга даже в большей степени, чем особи животных. Я полностью согласен с этой точкой зрения. Однако я хочу добавить, что мы с Мортенсоном также были и похожи. Нас объединяло то, что делает нас всех братьями: мы — люди.
Чурч взялся за кольцо на «молнии» и застегнул ее до упора. Треск пластиковых зубчиков казался очень громким в погруженном в тишину помещении.
