— О-ох! — дружно охнул зал.
— Сейчас перед вами будет строительство, — продолжал Владик-докладик. — Обратите внимание на преступную бесхозяйственность! Вот во что превратился кирпич после разгрузки!..
К веселью зрителей, кирпичи, кучей сваленные и пригнувшие тополёк, словно по щучьему велению попрыгали в самосвал. Мигом затянулись на них трещины, а обломанные углы приклеились обратно. А тополёк распрямился и тут же оброс целёхонькой корой.
Заворожённый чудесным зрелищем, зал примолк.
— А вот и зерно повезли сдавать! — в тишине радостно объявила старушка в первом ряду.
Владик включился, как приёмник, в котором надавили кнопку «звук»:
— Как вы видите, ещё один пример бесхозяйственности! Шофёр гонит вперёд машину с недозволенной скоростью, ветер сдувает плохо прикрытое зерно!
А зрители видели: задним ходом мчится грузовик. С обочин, из кюветов, он, словно насос, вбирает в свой кузов растерянное зерно. И оно ручейками вбегает под брезент.
И вот уже улыбается во весь экран толстощёкая физиономия шофёра.
— Пахомов! Да это ж наш Пахомов! — зашумели в зале.
И вдруг раздался испуганный вопль Владика:
— Остановите!.. Остановите!..
Выключили. Все увидали на сцене Владика в очках.
— Неужели вы слепые? — возмущённо спросил он. — Вы же демонстрируете фильм задом наперёд!
У Жени был виноватый вид.
— Не понимаю, кто мог перемотать плёнку? — И он посмотрел на Пышту.
. И Владик тоже. И весь зал посмотрел.
— Я… я хотел… я думал… пышто я… — забормотал Пышта.
Не мог же он сознаться перед всем народом, что хотел вырезать себя, чтоб скрыть свои позорные поступки. Все смеялись. Но, прорвавшись сквозь общий смех, прозвенел тоненький, хрипловатый голос.
— Он правильно хотел! — крикнула Анюта. — Он хотел, чтоб починились все кирпичи, чтоб зря их не ломали! Чтоб всё зерно собрать, чтоб ни зёрнышка не пропало! Чего тут смешного?!
Шум и смех вспыхнули с новой силой. Но это был уже совсем не обидный смех, нет! Все люди сейчас смотрели на Пышту дружески, ласково улыбались, и кивали, и махали ему.
И Пышта сразу позабыл, что плёнку он перематывал вовсе не для такой благородной цели. Он поднял голову. Он в первый раз почувствовал, каким уважаемым становится человек, который делает хорошие дела для всех людей.
И Пышта увидел, как пробирается к выходу Пахомов. А люди оборачивались Пахомову вслед, глядели на него с презрением и гневом и говорили ему недобрые слова.
