Что касается проблемы стиля романа, то в первую очередь приковывает к себе внимание язык произведения. Соответствующие идее и цели произведения авторская речь, речь персонажа, авторское видение окружающего мира, размышления, развитие построения сюжета и композиции, выражение отношения к событиям – все это оказывает своеобразное влияние и на язык. Г. Исхаки считает литературный язык важным фактором в своей общественно-политической деятельности. Изначально видя в литературе важное средство в деле сохранения своей нации, писатель-борец в своих произведениях наряду с постановкой актуальных проблем национальной жизни переживает о том, будут ли они доступны широким кругам читателей. Исходя из этих целей он начинает писать произведения на понятном народу языке, и тем самым приближает татарский литературный язык к простым людям. Следует отметить, что реформаторская роль писателя в деле развития национального литературного языка была высоко оценена его современниками. По этому поводу Дж. Валиди, например, писал так: «Гаяз Исхаки не только основатель татарской литературы, наряду с этим, он еще и отец современного татарского литературного языка, его язык свободен от внешнего влияния, он спас татарский язык от жаргонства» [76. С. 145].
Так, избавившись от «внешнего влияния» и повествуя на народном языке, Г. Исхаки продолжает традиции просветительского романа. Это видно и из принципов построения автором предложений: когда речь идет о чем-то, произошедшем до момента повествования, сказуемое большинства предложений имеет форму категорически прошедшего времени – «ды» или «иде». В отрывках, повествующих от третьего лица, со своей неспешной эпической интонацией, подробным пересказом, национальным колоритом бросается в глаза картина той жизни – та эпоха, та среда, та жизнь. Это рождается на основе сложного, но легко читаемого повествования, богатого на однородные члены предложения, схожие предложения: «…Ворошить сено, собирать сено – от этих работ Сагадат никогда не оставалась в стороне. В этот день она надевала фартук, на голову – шляпу» (С. 7).
Здесь отличие от написанных ранее произведений, автор для выражения своего отношения к персонажу больше акцентирует свое внимание на построении предложения и интонации: «Мансур ел, пока не наелся досыта. Он напоминал муллу, который, наевшись, поет песню. Но, совершая трапезу, он вспоминал уличную голодную бедноту» (С. 52).
В романе встречается еще один эффективный прием, когда авторская речь плавно перетекает в речь персонажа и персонаж говорит как бы сам с собою: «Она еще больше расплакалась, и сквозь слезы можно было понять: “Я знаю, что со мной, но куда мне сейчас идти? Может податься в служанки к женщинам, которые осмеяли меня в прошлый раз? Но возьмут ли они меня, а что я могу еще сделать?” (С. 190). Некоторые предложения можно воспринимать и как слова автора, и как речь персонажей. Немало случаев использования в романе, в авторской речи и речи персонажей, элементов турецкого языка и слов мишарского диалекта: «Вы спрашиваете, радовался ли этому в Сагадат Шарип-бабай, или нет?» (С. 10); «Хусниджамал-аби была совсем не похожа на Шарип-бабая, она всегда мягко разговаривала с людьми. К молодым обращалась “мое крылышко” (в мишарском диалекте используется при ласковом обращении. –
