Оледеневших лип,
Заборами, углами –
Где улочек изгиб.
Иногда о Соколове писали как о классическом импрессионисте в русской поэзии. Простейшие мгновения он передаёт очень хрупко, музыкально и драматически.
Вот мы с тобой и развенчаны.
Время писать о любви...
Русая девочка, женщина,
Плакали те соловьи.
«Венок»
Поэт из «неразберихи» самых частных деталей выходит к чему-то таинственно всеобщему. И никогда не оказывается ритором, стихослагателем, резонёром. Вот стихотворение огромного внутреннего размаха, распахнутости чувств при редкой аскезе – ритмической, словесной, образной.
Нет сил никаких улыбаться,
Как раньше с тобой говорить,
На доброе слово сдаваться,
Недоброе слово хулить.
Я всё тебе отдал. И тело,
И душу до крайнего дня.
Послушай, куда же ты дела,
Куда же ты дела меня?
На узкие листья рябины,
Шумя, налетает закат,
И тучи на нас, как руины
Воздушного замка, летят.
Как говаривал известный литературовед, профессор Литинститута, пушкинист, любивший поэта, Михаил Ерёмин, «не стихи, а чудеса». Как писал Блок – «чтобы делать искусство, это надо уметь». Соколов обладал даром слышать звон и музыку мира, умением выразить их «последними словами». У Георгия Иванова, очень ценимого Соколовым в последние годы жизни, есть такие строки:
По улицам рассеянно мы бродим,
На женщин смотрим и в кафе сидим,
Но настоящих слов мы не находим,
А приблизительных мы больше не хотим.
Понятно такое внимание Соколова к Иванову. Здесь родство и сродства душевно-духовного устроения, особого рода художественности и обречённой простоты. И вот у Соколова:
Упаси меня от серебра
И от золота свыше заслуги.
Я не знал и не знаю добра
Драгоценнее ливня и вьюги.
Им не надо, чтоб я был иной,
Чтоб иначе глядел год от года.
Дай своей померцать сединой
Посреди золотого народа.
Было бы в высшей степени бестактно писать, о чём думал и чем жил Соколов с конца 80-х гг. прошлого века и до дня своей кончины. О том, как он относился к тому, что происходило в стране, что происходило в мире, что происходило с человеком. Вообще что происходило… Я имею в виду, конечно, не только социально-политические обстоятельства, не только крушение одного, создание другого. А вообще время, когда разваливалась сама плоть времени, когда деформировался «шум времени», когда мир будто бы покидала его музыка. У Блока есть поразительный образ – «бушующее жизнью слово». Такое слово было даровано Владимиру Соколову.
