— Похоже, с Крючком сцепился, — сказал Петух. — С ним надо нам повидаться.
— А как же яблоки?
— Купим вечером на постоялом дворе.
Они нашли продавца «Вечерки» на черной бирже на Дерибасовской, угол Екатерининской, где шел оживленный торг иностранной валютой.
Два сигнальщика, два почтенных старца с ястребиными глазами, охраняли биржу. Заметив издали что-нибудь подозрительное, предвещающее облаву, они начинали отчаянно кашлять, и кашель их был особый, как рокот медной трубы. Тогда в один миг валютчики исчезали. Но сегодня на бирже царил покой. В руках Крючка красовалась пятидолларовая бумажка, явная липа, что в те дни печаталась в Одессе на Кастетской улице.
Петух, Добрыня и Соломон Мудрый выросли перед Крючком, как шквальная зыбь перед утлым корабликом.
— А что, что я вам такое сделал? — жалобно заскулил Крючок, догадавшийся, о чем пойдет речь.
— Говори, что было? — потребовал Петух.
— Он первый выбил мне зуб… Взял и выбил…
— Так ты с ним дрался?
— Он первый… Видите, зуба нет…
— Плевали мы на твой зуб. Говори, где Конь?
— Как будто не знаете?
— Не знаем.
— Скажу, если не будете бить.
— Ладно, говори!
— Он на «Восходе», что стоит в Карантинной гавани… Убей меня господь бог, если он не там…
— Значит, ты за ним следишь?
— Теперь, истинный крест, не буду…
— Что-то ты стал сильно набожным, — усмехнулся Петух. — Только знай, если еще тронешь Коня, не дожить тебе до первого воскресенья.
«Восход» и вправду стоял на причале Карантинной гавани. Это был буксирный катер, весь черный от бортов до трубы, напоминающий собой черного быка, грозно наклонившего голову. Несколько моряков отдыхали на юте, возле буксирной дуги, и среди них находился Утренний Конь.
Зависть, как удары отравленного кинжала, пронзила сердца Петуха, Добрыни и Соломона Мудрого.
Мир для них словно перестал существовать. Перед ними потемнела морская даль. Вот так Утренний Конь! А они ради него бросили дело…
— Посвисти! — приказал Петух Добрыне.
— Не придет. Испугается, — сказал Соломон Мудрый.
Но Утренний Конь явился. От него несло запахом машинного масла. С матерчатой сеткой на шее и карманами куртки, набитыми обтирочной паклей, он выглядел настоящим судовым машинистом. Не моргая, он глядел на Петуха, Добрыню и Соломона Мудрого.
Те долго молчали. Никто не мог найти нужного слова. Молчал и Утренний Конь. Если при драке с Крючком он выкрикнул дерзкое «сдохни», то на этот раз он спокойно ждал начала боя.
— Держись! — крикнул Петух.
— Ладно, — ответил Утренний Конь.
