Глаза мальчика были печальны. Может быть, Сима напоминала ему старшую сестру, которая ушла в Красную Армию и не вернулась домой. Хотелось еще побыть с этой смелой девушкой, бродить вместе по городу и глядеть на летящие облака.
И Петух, и Добрыня, и Соломон Мудрый думали о ней. Они сидели в Приморском парке на садовой скамье и глядели на суда, стоящие в порту, и каждое судно, большое или малое, казалось им океанским барком с тремя юнгами на капитанском мостике…
— Не хочет нас эта Сима послать на корабль… — ворчал Добрыня.
— Зря назвали ее фреей. Обиделась… А теперь сиди и думай, как дело исправить… — сказал Петух и, скрывая усмешку, поглядел на Соломона Мудрого.
Тот сидел на самом краю скамьи, жевал бублик и старался, чтобы он как можно слышней хрустел под зубами. Расправившись с бубликом, Соломон Мудрый блаженно закрыл глаза.
— Не спи, думай, ты же мудрый! — обратился к нему Добрыня.
Соломон Мудрый не ответил. Курносый, круглолицый, с желтой шевелюрой, похожей на нимб подсолнуха, он только досадливо махнул рукой.
Но Петух и Добрыня глядели на него требовательно и строго. И Соломон Мудрый заявил:
— Надо узнать, где она живет, слепить из хлеба наган и прийти к ней ночью: «Убьем, если не пошлешь нас в плавание…»
Петух и Добрыня долго тряслись от смеха, не в силах выговорить ни одного слова.
— Пацаны, — решил наконец Петух, — дадим девчонке бакшиш, только надо узнать, что больше всего нравится ей…
Уже близился вечер, ветер дохнул прохладой, утихли птицы в темнеющем небе, а три мальчика всё не могли придумать, что бы такое преподнести девушке. Наконец Соломону Мудрому — он был всех глазастей — поручили узнать, что больше всего нравится ей.
Лишь на вторые сутки агент особого поручения, неотступно следивший за Симой, появился на рынке. Он заявил, что больше всего на свете она любит яблоки.
— Сидит после работы у себя во дворе, в беседке, читает книги и грызет яблоки. Считал, съела шесть штук… А живет в Каретном переулке.
— Яблоки так яблоки! — одобрительно произнес Петух и повел всех в яблочный ряд.
Только они собрались прицениться к яблокам, как к ним подошел подметальщик базарной площади дед Еремей.
— Видно, с дитем что-то случилось… — сообщил он, невесело кивая головой.
— С каким дитем?
— Второй день сижу без газет. Может, заболел? Может, машина задавила… Утренний Конь — пацан аккуратный…
Все это показалось странным. Утреннего Коня они считали своим. К тому же они недавно незаслуженно обидели его.
