В гастрономе на проспекте 25 Октября Иноземцев купил колбасы, батон белого хлеба и плавленых сырков, которые очень любил. Он уже знал, что появились магазины с «коммерческими» ценами, но все же удивился — так дорого все это теперь стоило.
Когда он приехал домой, Таня сидела, поджав ноги, в уголке дивана и читала, свесив на лоб кудряшку-спиральку.
— Юрка, представь, — выпалила она, — в Японии ежегодно полторы тысячи землетрясений!
Восторгом открытия горели ее чистые светло-карие гл аза.
— Я потрясен этим фактом, — сказал Иноземцев. — Давай-ка нормально питаться.
— Давай! — Таня вскочила, отбросив книжку. — Я сварила чудный суп из крабов. В магазинах почему-то полно этой «чатки». Как правильно — «чатка» или «снатка»? На банке можно прочесть и так и этак.
Сладковатый суп из «чатки» Иноземцеву не понравился, но, чтоб не расстраивать Таню, он его похвалил. Потом напились чаю с колбасой и сырками, и тут принесли телеграмму. В ней было три слова: «Приеду завтра мама».
Мама любила краткость («сестру таланта», как она часто напоминала авторам детских книжек, говоря с ними по телефону). Иноземцев позвонил в справочную и узнал, что поезд из Мурманска приходит в десять утра с минутами. А ему, Иноземцеву, завтра в семь тридцать надлежало быть на пристани возле памятника Крузенштерну — оттуда рейсовый катер увезет его в Кронштадт, к месту службы.
— Дьявольщина, — бормотал он, вышагивая по комнате с дымящейся папиросой в зубах. — Вечно это идиотское несоответствие расписаний.
Позвонила Людмила.
— Ну что, — спросил Иноземцев, — весь Эрмитаж заклеила?
— Тебе смешно, — ответила она резковато, — а я валюсь с ног от усталости.
— Люся, я рано утром ухожу в Кронштадт. Может, приедешь ко мне домой?
— Уже завтра тебя отправляют?.. Знаешь что, приезжай в общежитие. Идти куда-то я просто не в состоянии. Посидим в красном уголке…
Домой Иноземцев вернулся поздно. А ранним утром попрощался с сонной сестрой, строго наказал писать в Кронштадт до востребования и чтобы мама сообщила ему о своей поездке в Мурманск.
В Кронштадте, в штабе отряда траления, его немедленно направили на базовый тральщик «Гюйс» инженер-механиком, и уже спустя несколько часов тральщик ушел в море. Таллин, Ирбенский пролив, остров Эзель, снова Таллин. «Гюйс» ставил минные заграждения, проводил за тралом конвои, перевозил войска.
К полудню ветер стих. Носились над внешним рейдом чайки, возбужденные обилием кораблей, кричали хрипло и печально. Еще неспокойна была вода, раскачанная штормом, но уже погасли на волнах пенные гребни. Залив успокаивался. По-северному неярко заголубело небо, и солнце выглянуло из-за белой, мелко надерганной ваты облаков.
