— Эй, минеры-комендоры, подставляй кружки!
Себе тоже налил, сунул в кружку палец, потом потряс им, подул охлаждающе:
— Ух, хорошо! Горячий!
Старшина группы минеров мичман Анастасьев спустился попить чаю со своими матросами.
— Несурьезный ты человек, Клинышкин, — говорит он, с крестьянской основательностью размазывая кубик масла на толстом ломте хлеба — Все тебе смешочки. Палец в чай суешь. Обстановки не понимаешь.
— Точно, — кивает краснофлотец Бидратый, с чмоканьем прихлебывая чай. — Одно слово — зубочес.
— Как, как? — заинтересовался Клинышкин. — Зубочес? Умри, земляк, лучше не скажешь!
— Какой я тебе земляк?
— Ты из Сальска, я из Саки, чем не земляки? — хохотнул Клинышкин. — Ку-уда поехала? — Это он кружку свою придержал, от качки двинувшуюся к краю стола. И опять обратил к Бидратому заостренное книзу лицо, сияя добродушно и голубоглазо: — Хочу тебе, Митя, дружескую услугу сделать.
— Не надо мне от тебя услуг, — подозрительно глядит Бидратый. Но в желтоватых круглых глазах у него — интерес.
— Чтоб уши у тебя при еде не шевелились, хочу их жидким стеклом приклеить к голове.
Сам же первый и смеется Клинышкин.
— Язык себе сперва заклей, — сердито советует Бидратый и с чмоканьем делает глоток.
Анастасьев с привычно-спокойной строгостью прикрикнул на них:
— Хватит, вы! Завелись уже. Не для смешочков момент. — И вытерев губы чистым платком: — Пока время есть — кто козла забить желает?
Козла забить, однако, не удается. В кубрик спускается лейтенант Галкин.
— Попили чаю? — говорит он, быстрым взглядом окинув кубрик. — Не все еще? Ну, ничего… Подвиньтесь, мичман. — Он садится рядом с Анастасьевым на банку. — Попрошу внимания, товарищи. Значит, нам предстоит переход в Кронштадт…
В машинном отделении пьют чай мотористы. Здесь душно. Дизеля, недавно остановленные, еще пышут рабочим жаром. Пахнет разогретым маслом, соляром.
Старшина первой статьи Фарафонов, старшина группы мотористов, занят осмотром дизелей. В узких закоулках машины тесно его квадратным плечам.
— Чай остывает, старшина! — зовет моторист Бурмистров. Не получив ответа, он поворачивает хитрющий нос к худенькому краснофлотцу, сидящему на разножке напротив. — Зайченков, а Зайченков, давай сменяемся, я тебе махорку, ты мне масло. А?
Зайченков только головой мотнул. Он с шумом тянет из кружки чай.
— Угорь легче выдавить, чем из тебя слово, — вздыхает Бурмистров. — Чему только тебя в детском садике учили?
— Бурмистров, — говорит Фарафонов, светя лампой-переноской на сплетение труб. — Погляди, какой подтек. Сальник надо новый набить.
