— Я верю только в бывших девственниц. Блудницы бывшими не бывают.
— Брось ты! С кем тут блудить? У оперов и денег-то не хватит, чтоб расплатиться с такой, как я.
— Не заговаривай мне зубы. Время поджимает. Идём.
Как только Нежный и Палёнка ушли, Люба бросилась к телефону. Боялась не успеть к возвращению Нежного, но, к её облегчению, шеф ответил сразу.
— Шеф, это капитан Сорокина. Ваше поручение выполнено, — доложила она.
— Не понял, Сорокина, какое поручение?
— Бумаги в прокуратуру по ограблению супермаркета.
— Ах, это… Но мне докладывали, что их оформил сам Бардин под давлением Нежного.
— Шеф, клянусь, то, что я сейчас скажу — это правда, только правда, и ничего, кроме правды. Первое: Бардин не способен составлять такие документы.
— Знаю.
— Второе: Нежный ни при чём вообще. Третье: без женщины тут не обошлось.
— Надо же, чутьё мне так и подсказало, а я ему не поверил.
— Интуиция?
— При чём тут интуиция? Говорю же: чутьё! Я учуял, что от этих бумаг пахнет духами.
* * *
Вернувшись в свой кабинет, Нежный мгновенно заметил, что с Сорокиной что-то не так. Что-то в ней почти неуловимо изменилось, и если бы не опыт многих тысяч допросов, майор бы ни малейшего внимания не обратил на такую мелочь. Сорокина всего-навсего старалась не встречаться с ним взглядом. Не то чтобы отворачивалась, но постоянно смотрела куда-то в другую сторону. Пока он провожал Палёнку к Бардину, Сорокина тут сотворила какую-то гадость, причём скорее всего, лично ему.
Нежный даже не подумал спрашивать у неё. Всё тот же многолетний опыт подсказывал ему, что женщины признаются в содеянном далеко не сразу, а некоторые вообще не признаются, даже если доказательств столько, что так называемое чистосердечное признание не очень-то и нужно. Что же случилось? Дама стесняется? Оставшись в кабинете одна, она занялась чем-то таким, за что ей сейчас стыдно? Что же это за постыдное такое занятие? Кроме самоудовлетворения, на ум ничего не приходило. Но Сорокина была совершенно не похожа на тех, кто в этом нуждается, а если уж её бы вдруг и припёрло, она бы потом совершенно не стеснялась. Майор ещё не забыл дерзко брошенные ему в лицо трусики.
Значит, не стыд, а угрызения совести? Как она могла ему нагадить? Из комнаты она не выходила, значит — телефон. Кому звонила? Только шефу, тут больше никто Нежному не опасен. Разве что ещё федералам, но это вряд ли. Шефу, конечно же, на него наябедничала. О чём же она стукнула начальству? Наверно, о том, что он угостил двух дам дорогим кофе, себя тоже не забыл, прежде чем вернуть изрядно полегчавшую баночку законному владельцу.
