– Милостивый государь, – спросил Скрудж, – вы ли предсказанный мне дух?
– Я.
Голос был так сладок, так приятен и так тих, как будто шептал не на ухо Скруджу, а где-то далеко.
– Да кто же вы? – спросил Скрудж.
– Прошлый праздник.
– Прошлый? Давно ли? – продолжал Скрудж, вглядываясь в рост карлика.
– Последний.
Если бы кто-нибудь спросил Скруджа «почему?», он бы не ответил, но все-таки сгорал желанием нахлобучить на посетителя известную уже читателям воронку – и попросил об этом духа.
– Вот еще! – крикнул призрак. – Не угодно ли вам погасить мирскими руками небесное пламя? Вот еще фантазии!.. Да не вы ли один из тех, что надели на меня эту шапку только из черствого самолюбия и заставили нести ее века и века?..
Скрудж отрекся почтительно от всякого намерения оскорбить или «принакрыть» какого бы то ни было духа. Потом он осмелился спросить: что ему угодно?
– Вашего счастья, – ответил призрак.
Скрудж поблагодарил, но никак не мог удержаться от мысли, что спокойная ночь гораздо скорее достигла бы предложенной цели. Вероятно, дух поймал его мысль на лету, потому что немедленно сказал:
– Вашего счастья, то есть вашего спасения… так берегитесь же…
Он протянул свою крепкую руку и тихонько взял под руку Скруджа.
– Встаньте и идите за мной! – сказал он.
Напрасно Скрудж попытался бы протестовать, что время года и час не соответствуют пешеходной прогулке, что в постели ему гораздо теплее, чем на дворе, что термометр стоит гораздо ниже нуля, что он слишком легко одет, лишь в туфлях, халате и ночном колпаке, да к тому же у него и насморк, – напрасна была бы вся эта проповедь: не было никакой возможности освободиться от пожатия этой женственно мягкой руки. Скрудж встал, но, заметив, что дух направляется к окошку, ухватился за полы его одежды, умоляя:
– Вы подумайте: я ведь смертный, я и упасть могу.
– Позвольте только прикоснуться сюда, – сказал дух, положив ему руку на сердце. – Вам придется вынести много еще пыток.
Не успел он договорить, как они пролетели сквозь стены и очутились на поле. Города как не бывало. Разом исчезли и тьма, и туман: день был зимний, и белел снег.
– Господи! – сказал Скрудж, всплеснув руками и всматриваясь. – Да ведь здесь я вырос!
Дух посмотрел на него благосклонно. Тихое мгновенное его прикосновение пробудило в старике былую чувствительность: пахнуло на него чем-то прошлым, чем-то таким ароматным, что так и повеяло воспоминаниями о прежних надеждах, прежних радостях и прежних заботах, давным-давно забытых!
