– Мама!
Расширенными от ужаса глазами Тео смотрит на мать, которая угрожает кассиру пистолетом. Зрелище взрывает ему мозг. Это как пощечина здравому смыслу, мучение для рассудка. Жестокое возвращение к реальности… По щекам начинают течь слезы. Подросток обхватывает голову руками и раскачивается в ритме своего отчаяния.
– Мама! Что я наделал! – рыдает он жалобно, словно зовет на помощь. – Что я наделал!
– Тео, возьми себя в руки! Сейчас не время…
Алин сделала свой выбор. Тот, которого у нее не было. Выбор по умолчанию. Впившись пальцами в рукоять пистолета, она держит кассира на мушке, пока он возвращается к остальным, опускается на пол и замирает.
Гийом делает, что сказано, потому что руки у него по-прежнему связаны за спиной, а металл пистолета обжигает кожу между лопатками. Он думает о Камий и о ребенке, которого она, может быть, носит под сердцем, о жизни, которая только-только зародилась, и о той, которая угасает. Он впервые осознает хрупкость своей жизни, свою уязвимость. Вероятность смерти. И впервые задумывается о потомстве. О существе, которому он дал жизнь. О способности дарить жизнь. Обо всем этом он думает сейчас, когда кто-то другой в любой момент может отнять жизнь у него самого.
И от этих мыслей в животе словно бы образуется пустота. Большая дыра внутри. На протяжении нескольких часов жизнь и смерть явились ему во всей своей жестокой неотвратимости.
Утром он узнаёт, что, может статься, он уже отец.
А вскоре после полудня – что в любой момент его может не стать.
Странно то, что обе новости находят похожий отклик в душе – страх, переходящий в смятение; чувство бессилия, это ощущение, будто судьба ускользает из рук, заарканенная Случаем, что ты – игрушка, марионетка, и кто-то дергает за веревочки… И надо подчиниться – сумасшедшему миру, капризному Року, непримиримому Фатуму.
И с тяжелым сердцем Гийом подчиняется. Сцепляет зубы, сжимает кулаки, проглатывает свой гнев, подавляет желание выпустить его наружу – желание жестокое, дикое. Оно становится сильнее, поглощает его целиком. Все это так несправедливо…
Алин не спускает с него глаз, пока он не садится рядом с остальными заложниками. И только потом возвращается к сыну. Мальчик до сих пор плачет. Обнимая себя руками и уставившись невидящим взглядом в пол, он раскачивается взад и вперед. Алин замирает в раздумье, потом делает еще несколько шагов и резко говорит сыну:
– Тео! Пожалуйста, соберись! Мне нужна твоя помощь.
