Семь поэм | страница 30

На первую страницу

Люб-

(Чёртовы горы уставились в небо

тёмными бивнями.)

лю!

(Только люби меня!

Слышишь,

люби меня!

Знаешь,

люби меня!)

Люб-

(Чтоб навсегда!

Чтоб отсюда - до гибели...

Вот оно...

Вот оно...)

лю!

(Мы никогда,

никогда не расстанемся...

Воздуха...

Воздуха!..)

...А лестница

выше.

А двери -

похожей.

Я знаю,

я вижу,

я чувствую кожей, -

шагаешь

по далям,

шагаешь

по датам.

Недавним и давним.

Святым

и бездарным.

5. Когда отчаялся…

Кукушка:

«Ку-ку!

Живи на земле...»

А палец -

к курку.

А горло -

к петле.

А небо -

к дождю

(галоши надень)...

Сгибаясь,

тащу

две тыщи недель.

Две тыщи суббот

(взвали,

если жив).

Следы

от зубов

своих

и чужих.

Все отблески гроз

на глади

стола.

И тихий вопрос:

«Зачем ты

была?..»

Несу на горбу, -

не сгинув

едва, -

чужую

судьбу,

слепые

слова...

Кукушка:

«Ку-ку!

Останься.

Прошу...»

А я

не могу.

А я

ухожу.

Цветы в изголовье,

и тень на лице.

И ночь

на изломе.

И пуля

в конце.

...А ты всё время - вверх,

всё ближе,

ближе.

Из-под закрытых век

тебя я вижу.

Идёшь,

как инвалид,

ступаешь ватно.

И кто заговорит, -

уже

не важно.

Не важно,

кто начнёт,

а кто продолжит.

Себя

перешагнёт.

Жизнь

подытожит.

Взойдёт на перевал.

Вернёт,

отчаясь,

затасканным

словам

первоначальность.

6. Когда выжил

Что я?!

Что это я?!

Да что я?!

В воспалённом:

«То...

иль не то?..»

Выбрал

самое распростое.

Проще пива.

Глупей лото...

Расплываюсь

в слезливом трансе.

Вопли кончены.

Не берёт...

Вы

орите!

А я

наорался

на десяток годов

вперёд.

По озёрной метельной глади

прёт

весенних недель

орда.

Все будильники мира,

гряньте!

И замолкните

навсегда.

Лишним криком

эпоха скомкана,

смята

грохотом календаря...

Да отсохнет

язык

у колокола,

если он трезвонит

зазря!..

Реки движутся

в каменных шорах,

дни уходят в небытиё...

Крик

устал.

Да здравствует

шёпот

двух людей:

его

и её.

Перейти на страницу