Брючный ремень останется лежать на столе в канцелярии. Особист забудет важнейший вещдок. Потом из штаба позвонят, потребуют срочно представить, а ремень куда-то запропастится. Так, чтоб не злить капитана, я пошлю ему свой. Какая им разница — тот ремень или этот, тот солдат или другой.
Я стоял на горе Медведь. Словно праздничный торт на голубом подносе, посреди волжского моря плыл Свияжск. С высокого правого берега Волги остров-град можно окинуть одним взглядом, он совсем невелик по своим размерам: в длину около километра, в поперечнике в половину меньше. Белые стены церквей и голубые купола казались вылепленными из бисквитного крема и сахара.
Я думал: хорошо иметь девушку, живущую на таком острове. Всегда на виду, далеко не убежит, есть возможность поухаживать, догнать, объясниться. Но в моей жизни теперь была одна девушка — река Волга, с которой я, вольно или невольно, вступал в отношения. Волга — женская река, мягкая, уступчивая, равнинная, даже в верховьях каменистые перекаты встретились мне, прошедшему ее всю, от родника до Каспия, лишь в одном месте, у деревни Большая Коша. Я думал о реке: ну что ей стоит иной раз поддержать мизинцем одинокого, странствующего по ее просторам каякера там — умерив ветер буйный, там — посадив пару окуней на крючок, там — обеспечив дебаркадерным ночлегом... Как в пушкинской сказке, аппетиты мои все росли, и мне уже мало было ясной солнечной погоды — подавай создающую ласковую тень тучку, мало ветра бакштаг — фордевинд был бы лучше. Я уже приносил реке жертвы, сметая крошки со своего трапезного стола и подкармливая ее рыб, а значит — добавляя ей силы. Так в последнее лето уходящего столетия протекали дни моего путешествия в общении с рекой. И это общение казалось мне живым и обоюдосторонним.
Я отправился от истока Волги в это одиночное плавание на парусной байдарке, чтобы написать о ней книгу. Идея казалась привлекательной: стартовав в мае месяце с берега валдайского озера Стерж, куда впадает ручей, берущий начало из знаменитого родника у деревни Волговерховье, проплыть на байдарке всю Волгу до ее устья, закончив свое путешествие уже в сентябре на берегах Каспия. Примерно за такой срок — 120 дней — преодолевает этот путь волжская вода. Отправившись в плавание и слившись с волжским потоком, я равнялся на одну из ее капель, выбившуюся из родника, вместе с нею прошел путь длиною в 3600 км. Я и был этой каплей — одной из них. Было чувство: какая-то сила несла меня и оберегала. Маховик обстоятельств проворачивался, и срабатывал тонкий механизм удачи ли, везения, на синхронную волну которого я оказывался настроен, плыл на ней и неделю, и другую, сам того не замечая. Вернее, замечать-то я замечал, что везет мне, хроническому неудачнику, чаще обычного, но боялся тронуть это чувство мыслью, чтоб не спугнуть из суеверия, а также ощущения некоей священной жути.
