рванулась из-под меня и, без всякой жалости выскользнув из объятий, бросилась к мониторам…
— Мы растем, растем, Степан, — крикнула она. — Стата пришла отличная, я месяц ждала этого дня!
Я лежал, уткнувшись лицом в подушку. Куртка валялась на полу рядом с диваном, — оставалось натянуть штаны и поднять куртку с пола, больше меня в этом доме ничего не держало, шагнуть за порог и посильней хлопнуть дверью, ведь не ругаться же матом, мата я не терплю, последнее дело — крыть матом женщину, которую минуту назад любил, я должен был на ней умереть, чтобы воскреснуть для жизни новой, но умереть не получилось, а значит, и воскрешение откладывалось…
На первом году службы я попал в караул на этот «Чардаш». Там было хорошо: два солдата живут две недели как хотят, спят до отвала, читают книжки, дуются в карты и шахматы, занимаются приготовлением пищи, солдатский санаторий, да и только. В пустой казарме нашел кипу старых газет, самые свежие датировались серединой 60-х — временем свертывания дивизиона, рассортировал их по датам и утро начинал с чтения прессы, просматривая две-три пожелтевшие газеты с портретами первых космонавтов, прежде чем отправить их в печку. Мы толкли сухую картошку в брикетах, варили и мешали с тушенкой. Вода была в цементном закрытом бассейне, странно, но она казалась нормальной, не цвела, хлоркой не пахла. Под казармой жила змея — большая, желтая, вся в пятнах от старости, толщиной с кулак, грелась на солнце и нас совсем не боялась. Обмотав руку снятой с себя гимнастеркой, пробовал змею кормить тушенкой, как собаку, прямо из рук, да она не ела — недовольно отворачивала голову с неуловимо мелькающим язычком. Родилась такая идея от скуки: приручить змею, научить ее за подачку выделывать трюки — чем не мечта? Напарником был повар дивизиона, мой земляк с литературной фамилией Живаго, отпросившийся со мной за компанию отдохнуть от ежедневных борщей-гуляшей. Два центровых львовских файных хлопа, получивших передышку от службы, погруженных с утра до вечера в сладостные молодежные львовские терки.
На закате забирались на крышу казармы — самое высокое место, играли в карты (проигравший на следующий день варил-убирал) и провожали солнце. Вокруг тишина, ни огонька, степь да степь весенняя в оживших травах, тюльпанах, будоражащих запахах и красках, долго еще не хотелось в караулку, долго не спалось. Аэродрома «Юбилейный» еще не было — его построят позже для одного-единственного полета «Бурана», все эту местность займет аэродром. Садящийся в автоматическом режиме «Буран» задумчиво пролетит мимо полосы и уйдет на большой круг над Казахстаном, в ЦУПепанически бросятся к кнопке самоподрыва, но машина опять зайдет на посадку и успешно сядет — встречный ветер помешает сесть с первой попытки, система окажется умней своих создателей. Перед стартом к «Бурану» бочком подберется солдат и, улучив момент, нацарапает пряжкой на термоплитке обшивки: «Дмб-88. Урал!!!»,
