Я передернула плечами и прошла обратно в избушку, тщательно прикрыв за собой дверь.
Но бабушка тут же заворчала:
— Дверь не закрывай, скоро Филя прилетит. Он на вышке мышей ловит.
До меня сразу не дошло, что вышкой она называет чердак, а я представила себе что-то огромное и высокое.
— А как мы назад пойдем? — задала я очередной вопрос.
— Все покажу, ничего таить не буду, — добродушно сказала бабуля, — кому мне еще то рассказывать. Единая ты у меня кровиночка осталась, которая дверь в Заповедье может открыть.
— А можно кого-нибудь кроме нас сюда привести? — спросила я.
От бабушкиного добродушия не осталось и следа. Ей не надо было даже перекидываться, сейчас ее оскал напоминал ощеривщуюся старую седую волчицу.
— Никогда! Слышишь никогда, ни одному человеку, ни слова! И вопросов таких, чтобы больше я не слышала, — разъяренным голосом прошипела она, — ныне же наложу заклятье на язык твой длинный, чтобы двадцать лет не могла про Заповедье ни единого слова сказать, или написать.
Я испуганно сжалась в комочек, мне еще не доводилось видеть бабулю в таком гневе.
— Бабулечка! — заюлила я, — ведь только спросила и все, никого мне здесь не нужно.
— То-то, — сказала прабабка, — спужалась девка, и правильно, а заклятье я все одно, наложу. Вот старше станешь в силу войдешь, лет в восемьдесят, тогда и решай, кого сюда звать, а кого нет.
Указанный бабушкой возраст показался мне таким далеким, что, несмотря, на страх, я не смогла сдержать улыбку.
— Зря смеешься, — печально вздохнула бабуля, — сама не заметишь, как лучшие годы пролетят, так, что девка гуляй, пока молодая.
Она с кряхтением поднялась и высыпала полпачки чая со слонами прямо в большой чайник.
Несколько минут мы в молчании сидели и ждали, когда заварится чай. В избушку неслышно влетел Филя и сразу запорхнул на чердак.
Бабушка достала с полки жестяную банку с большими кусками сахара и щипчики.
Разлила чай по старинным тяжелым чашкам.
— Ну, попьем чайку, помолясь, — сказала она, и налив по края блюдце напитка кирпичного цвета, начала звучно его хлебать.
Я, тем временем, перевернув блюдце, разглядывала надпись на нем. Но единственное, что смогла разобрать, что сделано оно было в 1783 году.
Ты пей, пей, нечего разглядывать, — сказала бабуля между глотками, — эти чашки с блюдцами дед мой сюда принес еще при Катьке-царице.
Я налила в блюдце чай, взяла кусочек сахара и отпила горячую терпкую жидкость. И с удивлением поняла, что до этого момента настоящего чая я не пробовала.
