Утро понедельника началось, как всегда: Тим приготовил себе и ей завтрак, но съеден он был в полном молчании. Роскошный букет, в котором, как назло, не пожух ни один лепесток, по-прежнему торчал на подоконнике и вместо благоухания источал некий зловредный яд, разрушающий вокруг все и вся. Катя пожалела, что не избавилась от него сразу, а теперь выбрасывать было уже незачем. Тим этого запоздалого шага не оценит. К тому же после завтрака он объявил, что давно не был у своих и после работы заедет к родителям. Может быть, даже останется у них ночевать. Он ушел раньше, потому что до его работы ехать было значительно дольше, чем до Катиной.
Когда она вышла, на улице моросил противный дождь, и ей пришлось вернуться, чтобы взять зонт. Возвращаться – плохая примета, так учила ее мама. Еще мама говорила, что если уж приспичило воротиться, нужно обязательно посмотреться в зеркало. Однако Катя была в таком подавленном настроении, что совсем забыла об этом. Найдя свой веселенький светло-зеленый зонтик, она рассеянно прошла мимо зеркала и, уже выходя из квартиры, увидела, что зонт Тима болтается на крючке вешалки. Она подумала и сунула его в сумку. Может быть, Тиму некогда было бежать обратно – в больнице так же, как и у нее на службе, не жаловали тех, кто опаздывает на планерку. А может, дождь тогда еще не разошелся… От парка Горького, куда ей сегодня было выписано поручение, до неотложки рукой подать, и она решила заехать к нему на работу.
– Начальство приказало, шоб я тебя возил, – объявил Приходченко, когда Катя спустилась в дежурку. – Зараз поедем чи писля обиду? Якшо писля обиду, то я зараз кой-куда змотаюсь. Ферштейн?
Приходченко, водитель, закрепленный за их отделом, изъяснялся исключительно на суржике. Также он очень любил вставлять в свою речь иностранные слова и даже целые выражения.
Решение начальства было более чем кстати: шлепать по грязи через весь город и потом бродить по мокрому парку ей не хотелось. Да еще в одиночку! Она, разумеется, не подавала виду, что может испытывать страх. Однако после той страшной истории, когда в результате оперативной разработки она сама едва не умерла, – если бы не золотые руки Тима и не Натальин кот Финя, который тоже принимал во всем этом посильное участие, – Лешка Мищенко мог бы принести букет разве что на ее могилку… Фу ты, снова этот Мищенко! Что ж он объявился с утра у нее в мыслях? Не потому ли, что она категорически не желает с ним встречаться – но, наверное, все же придется: ее отправили на те же самые курсы повышения квалификации… и зачем, спрашивается? Неужели кого-то не устраивают ее профессиональные навыки? Или же это тайные происки Тима, который спит и видит, чтобы она ушла из оперативников хотя бы в прокуратуру, наивно полагая, что там спокойнее? Катя машинально потрогала шрам, уходящий от виска далеко вглубь ее пышной шевелюры, а затем проверила, на месте ли ее табельный ПСМ. Наверное, ее манипуляции не укрылись от всевидящего ока Приходченки, потому как он тут же спросил:
