– Ну, я пойду?.. – спросил он нерешительно.
Кирка тут же уловила сомнение в его голосе и заныла еще пуще:
– Не уходи… я без тебя спать боюсь…
– Кирюш, мама приехала, ты теперь спать не будешь бояться, – заметил он, со вздохом засунул свои принесенные из дому тапки в калошницу и стал надевать туфли.
– Лиль, пока, я пошел, – закричал он и поднял девочку на руки: – Ну, давай я тебя поцелую.
– Ну, поцелуй, – разрешила та, но, увидев выходящую в коридор мать, неожиданно разразилась пронзительным ревом: – Не-е-е-е… не уходи-и-и-и…
– Ну что ты будешь делать, – притворно вздохнул Лысенко и прижал к себе плачущее создание. – Давай я еще немножко посижу, пока ее спать не уложим, – предложил он шепотом.
– Я не хочу спать, я кушать хочу! – заявила малышка, мигом выключая аппарат, нагнетающий слезы, и быстро просчитывая варианты: пока она не ляжет спать, этот человек с большими, надежными и теплыми руками никуда не уйдет. А она не ляжет спать, потому что спать голодную ее никто не отправит!
– Что ты придумываешь? Ты же только что покушала, – напомнила мать.
– Я плохо покушала, я еще буду. Папа вкусную котлетку сделал, вкусней, чем ты! Я сейчас пойду и буду ее есть, – с вызовом заявила противная девчонка.
Кира упорно называла Лысенко папой, но он не делал никаких замечаний, потому что ему это нравилось. Лиля пока тоже молчала, и он не знал, как расценить ее молчание. Просто тихо радовался, и все. Однако, возможно, женщина просто не хотела травмировать дочь, которая своего настоящего отца ни разу в глаза не видела?
– Ну, ладно, пойдем, голодающая, я тебя сам покормлю.
– Идем! Идем! – запрыгала та.
– Игорь, ты устал, а я только встала… Давай я с ней сама разберусь.
– Лиль, мне не трудно.
– Ты с этой мелкой негодяйкой целый день проваландался.
– Ну и что?
– У тебя выходной.
– Я просто прекрасно провел свой выходной. Давно у меня не было такого замечательного выходного. Это правда.
Лиле очень хотелось взъерошить ему волосы и попросить остаться, но… Она не желала ловить его на старые, как мир, женские уловки. Да и на Кирку, к которой его несомненно тянуло как магнитом, приваживать этого обаятельного человека с такими же голубыми, как и у ее дочери, глазами было и вовсе безнравственно. Поэтому она просто хотела, чтобы он остался. Очень хотела, но старалась ничем не выдавать своих желаний. Это должно быть его собственное, хорошо взвешенное решение, безо всяких ловко цепляемых крючков, которые потом остаются и годами зудят где-то в душе, в сердце, под кожей…
