Ему было стыдно перед женой и жалко её, он видел, как она мучается, но ничем не старался облегчить её страдания. В какой-то степени ему было всё равно. Ведь он тоже страдал! Ему только хотелось остаться одному, чтобы никто не мешал предаваться сладким и мучительным воспоминаниям.
Его жена бледнела и таяла на глазах, и в какой-то момент упала в обморок прямо посередине кухни. И вот тут Семён испугался. Он засуетился, забегал, вылил на неё графин воды, а когда она открыла глаза, расплакался, как ребёнок. Он прижал её голову к своей груди. Снизу вверх на него смотрели два испуганных блестящих глаза. Но он не видел их. Он прижимал к себе её худенькое тело, баюкал и гладил по волосам и вдруг ясно понял, что для него нет ничего и никого дороже на свете. Что эта маленькая женщина всегда вдохновляла его и поддерживала. Что она всегда каменной стеной стояла за его плечами. Это был его тыл, его опора. Он всегда это чувствовал, но не понимал, какими силами это ей достаётся. Он мог позволить себе быть «творцом»: капризным, нервным, замкнутым, шумным, иногда грубым, но всегда знал, что ему всё простят, что его здесь любят и восхищаются.
Это ей он позволял быть критиком своих творений. Это её восторг он представлял, когда ставил точку в своём очередном романе. Её мнением дорожил и жадно ловил каждый вздох, каждую искорку в глазах, когда она читала его «шедевр». И с деланным спокойствием ждал, когда она закроет последнюю страницу и поднимет свои глаза. Её глаза! Слепец! Да лучше этих глаз нет никаких глаз в мире. В них тепло и радость жизни. В них сама жизнь! Его жизнь.
– Со мной всё в порядке, – сказала она где-то из подмышки, – всё в порядке. Просто голова закружилась.
А он всё сидел и прижимал её к себе, и ничего ему не хотелось менять. Вот так бы и сидел вечность. Ему так было хорошо, так спокойно. Наконец-то! Он так устал за последний месяц, что неожиданно обретённый покой казался верхом блаженства.
– Прости, Марина, я сделал тебе больно? – он оторвал себя от жены и осторожно взял двумя руками её голову.
– Нет, не больно, – ответила она, – сначала ты меня чуть не утопил, а потом попытался задушить.
Он засмеялся и чмокнул её в нос. Марина попыталась встать на ноги.
– Нет, не вставай. Я сам, – сказал Семён и поднял её на руки.
«Господи, да она ничего не весит!» – подумал он и, как драгоценную китайскую вазу, понёс в комнату. Усадил на диван, а сам пристроился на полу и обнял её колени.
