Я просто следовала за ним, всё ещё не веря в
происходящее. Какого черта?
— Откуда ты знаешь моё имя? — выпалила я, смотря
в тёмные шоколадные глаза.
— Свои каналы, — неопределённо ответил он и
улыбнулся.
— А ты кто, и как тебя пропустили сюда? — спросила
я, оглядывая быстро его дизайнерский чёрный пиджак и
белую сорочку с бархатной бабочкой. Дольче, у меня
была такая же в арсенале.
— Загадка, — он понизил голос и придвинул своё лицо
ко мне ближе, и я ощутила, что расстояния между нами
всего какие-то два — три сантиметра. Это слишком
близко, но отчего-то довольно комфортно и... интересно?
Новое открытие в сфере мужского внимания и флирта
откровенно льстило, но разум взбунтовался, подсылая
мне красочные картинки возможной личности человека, держащего меня в своих руках.
— Знаешь что, загадочный мажор...
— Не открывай свой ротик, крошка. Когда молчишь, ты
даже более чем приятная и красивая, а особенно в этом
блядском платье, — перебил он меня и, отодвинув от
себя так быстро, что я не успела отреагировать на его
недокомплимент и эту «крошку», крутанул меня вокруг
своей оси и вернул в кольцо своих рук.
«А танцует он ничего. Уверенность в каждом движении», — отметила про себя я, но в памяти всё ещё были свежи
его слова перед этим эффектным Па, и я перебирала в
голове варианты выстрела словами, да так больно, чтобы
он убежал от меня, как от чумы.
— И румянец тебе к лицу, — но он снова перебил
меня своим зазывным и пониженным на октаву голосом, протягивая гласные, и это действительно сбивало меня с
мыслей. Я первый раз не могла сконцентрироваться на
том, чтобы отшить непонятного и странного мужчину.
Раньше мне это давалось с особой лёгкостью. Так, где
все мои таланты? Испарились в его ароматном облаке
дерзкой сексуальности?
— Какой румянец? — возмутилась я вслух.
— Вот этот, — он продолжал держать мою руку в
своей, когда внешней стороной указательного пальца
провёл по моей щеке, очерчивая скулу.
— Какого...
— Молчи, Мишель, — его необычный и властный
взгляд, заставил меня обиженно поджать губы. Он
продолжал неотрывно следить за моим выражением
лица, поднося мою руку к своим губам. Я, как
заворожённая, смотрела за его действиями в
замедленной съёмке в моей голове. Поцелуй, оставленный на моих пальцах, был горячим, как будто
обжёг меня, поставил на мне свою метку или клеймо, что
я вырвала свою руку и резко отстранилась, сделав шаг
назад. Такой фривольности по отношению ко мне ещё
никто себе не позволял. Ладно, позволяли, но тут же
