— Б-р-р, — меня аж передернуло, — не хочу я такой ум иметь.
— А кто тебя спрашивать будет? — поставил точку Ширак и посмотрел на меня недобрым взглядом.
Я обратил внимание на его веки, тонкие, почти прозрачные, как у змеи. Не удивлюсь, если он раскроет клюв, а там окажется раздвоенное жало.
Итак, все в сборе — ум, душа и совесть моей эпохи. Совесть у меня лиловая, мохнатая и с хвостом, душа сентиментальная, чуть что плачет, ум облезлый, злой и, судя по всему, не умище. Единственное, что их роднит — все пьют водку, и это не удивительно, ведь их физическое воплощение, ваш покорный слуга, большой любитель заложить за воротник. Правда, на пьяниц не похожи, больше на раздолбаев смахивают.
Наверху на диване послышался шум. Черт, накатив очередную рюмку, приставал к Евдокии с сальными шуточками. Наблюдая за ними, я тоже решил выпить еще одну. Я ж не пьяница какой, чтоб по часам пить.
— Ты, Варфаламей, не в моем вкусе. Вот Никитину я б дала, — услышал я голос Евдокии и чуть водкой не поперхнулся. У меня богатая фантазия, но представить себя совокупляющимся с маленькой крысой, было выше моих сил.
— Ты, это, поосторожней. С выражениями, — проворчал я, отряхивая рубашку.
— А что я такого сказала? — недоумевала Евдокия. — Миллионы мужчин живут с крысами всю жизнь и счастливы. Добавлю до кучи, мужчины в большинстве своем сплошные зоофилы — живут с непарнокопытными лошадями, парнокопытными коровами, козами, свиньями. С грызунами типа мышь…
— Будто бабы лучше, — встрял черт.
— Женщины тоже склонны к бездумному скотоложству. Любят козлов, баранов, особенно обожают лосей сохатых, одна моя знакомая души не чает в странном мужчине под названием «Вилорогий антилоп».
— Тащатся от дятлов, — добавил гриф.
— Не перебивай, Шарик. Еще. Женщины живут с кошельками, желудками, дубами, огрызками, обмылками, початками, арбузами, лысинами, с чертями, в конце концов. Весь мир есть сплетение людей и животных в порочной страсти. Кстати у тебя есть порок? — обратилась крыса ко мне.
— Надо подумать. А тебе-то зачем?
— Ты же собираешься стать писателем, а у любого уважающего себя писателя должен быть порок, — крыса опять поправила юбочку на коленях. Чувствовалось — все, что связано с пороком волнует ее чрезвычайно.
— Писатель без порока, что кузнец без горна, — добавил Варфаламей, посмотрел на меня хитро и добавил, — что Степа без мобилы, что кролик без ушей.
— Так ты что и мысли мои читать умеешь? — возмутился я.
