Великие завоевания варваров | страница 51
Следовательно, не только сельское хозяйство, но и иные сферы экономики германской Европы начали процветать (в определенном смысле) к позднеримскому периоду. По всей ее территории на протяжении первых веков н. э. происходит быстрое развитие и накопление материальных благ. Как и современная глобализация, которая является как минимум столь же важным историческим явлением, процесс протекал неравномерно, новое богатство не разделялось поровну между всеми жителями Древней Германии. В результате развития экономики в германском мире появились явные победители и побежденные, и именно в этот момент военные короли и их непосредственные слуги стали играть важную роль в экономическом развитии. Многие из производимых предметов – не только еда, но и иные товары – отходили к новым военным королям и их вооруженным отрядам. Железо было необходимо для стального оружия, это очевидно, однако они получали не только его, но и различные изделия из стекла и драгоценных металлов. Все эти предметы встречались в могилах, которые, как становится ясно из тщательного анализа, принадлежали элите германского общества позднеримского периода[60]. Но насколько велик был масштаб начавшейся социальной и политической революции?
Воины, цари и экономика
Романтические концепции древнегерманского общества, появлявшиеся в XIX веке на пике популярности националистических идей, выдвигали понятие раннегерманской Freiheit (свобода) – идею о том, что Германия до рождения Христа была миром вольных и благородных дикарей, в котором не было знати, а правители напрямую отвечали за свои действия перед собранием свободных людей. Это было ошибкой. Даже во времена Тацита германцы держали рабов, хотя у тех и имелись собственные хозяйства и они всего лишь отдавали хозяину часть продукции, а не находились непосредственно в его распоряжении, исполняя роли беспрекословных слуг в чужих владениях. И хотя материальные остатки германского мира в последние несколько веков до н. э. не предоставили нам никаких явных сведений о социальной дифференциации, это еще не означает, что различий в статусе не было вовсе. Даже в материально простой культуре – а в III веке до н. э. самым заметным признаком неравенства среди германцев Северной и Центральной Европы были чуть более изысканные фибулы, которыми скреплялись одежды, – различия в социальном положении могли оказывать огромное влияние на качество жизни. Если более высокий статус означал, что человек получал больше еды, выполнял меньше тяжелой работы и обладал всеми возможностями для продолжения своего рода, эта разница уже была бы весьма весомой, несмотря на то что она не выражалась в обладании материальными ценностями. Более того, я всерьез сомневаюсь в том, что различия в социальном положении, описанные Тацитом, были новыми для германского мира I века н. э., даже если их следы нельзя обнаружить в археологических материалах, относящихся к предыдущим столетиям