Иларии самой девяносто с лишним. А сколько тогда Лавру? Он сам не помнит, как ни допытывалась Илария, или балует с ней дед? Она не знает, однако наполовину дед ее старше. Начнет рассказывать такое! Илария только глаза таращит. Оказывается, видел Лавр еще епископа Павла[11]! Владыку епархии областной! Царских времен! И не только видел, а будто руку тому лобызал! Мать его тыкала взашей в ноги владыке. А епископ тот не кто иной, как спаситель города от страшной заразы – черной холеры!
Епископ Павел совершил благодарственный молебен о полном прекращении эпидемии в губернии. На площади, в кремле, принародно.
Вот тогда, выходит, мать и ткнула Лаврушку к Преосвященному ладошки целовать. На всю жизнь врезалось то в память детине!
Послушает Илария Лавра, так ничего хорошего и не запомнилось тому, хотя с малых лет и всю жизнь при церкви находился! Все страхи да слезы! Илария сама от слез не сдержалась, когда слушала с Донатом да Златкой грустную историю о последних днях жизни великого мученика, другого владыки – Митрофана[12]. Об этом и она сама уже слыхала. От других. А Лавр, оказывается, прямым свидетелем был, даже участником. В камере арестантской с архиепископом Митрофаном мытарствовал. Вместе с другими священниками, безвинно обвиненными в заговоре белогвардейском против чекистов. Босым владыку Митрофана вывели во двор на распыл. Как Иисус Христос на суде неправедном, так и владыка Митрофан перекрестил грешников и воскликнул: «Не знаете, что творите, поэтому не виню вас!»
Солдаты простые в него стрелять отказались. Но главный их начальник, смердящий инородец, в злодейском безумии сам расстрелял безвинного.
Лавр тогда чудом уцелел, служкой при церкви был, сочли его чекисты за одурманенного церковниками пролетария, и отделался он тюрьмой…
Вспомнила Илария все эти рассказы Лавра, сама прослезилась, высунулась из своего угла – что-то умолк дед? То стонал, жаловался на спину, бурчал, ее гонял и ругал Златку, а тут смолк. Заснул вроде? Не утерпела, поднялась сама. Слава Богу, легка еще на ноги, поспешила к Лавру. Возраст не тот у старца, чтобы так просто молчать. Хорошо, если заснул, лихоманка отпустила, две ночи не спал, мучился. И ей спокою не давал. А если заснул навеки?..
Вплотную подобралась к старцу. Тот не двигался. Нагнулась над ним, к самому лицу. Ни звука! И дыхания нет! Аж к носу сунулась. Жив ли?
И отпрянула!
Открыл Лавр глазища страшные, губы надул шарами, зубы желтые большие оскалил, да как заорет на нее:
