— Телефон-то молчит. Зачем же возле него сидеть? — спросил я девочку.
— Звонит еще.
— Кто звонит?
— Все. Одни спрашивают, ушли ли красноармейцы, другие — пришли ли немцы…
— И что ты отвечаешь?
— О войске я молчу, говорю, что сижу в хате и не знаю, что происходит на улице.
— Молодец, так и надо. А то невольно поможешь немцам, скажешь, что наши ушли к Днепру, а им это и нужно.
Резко затрезвонил, вернее, застучал звонок. Я взял трубку. На другом конце провода глуховатый голос с явным акцентом спрашивал по-русски:
— Кте говорить? Хто ти есть?
Перемешав русские и украинские слова, я ответил, что у телефона сторож сельсовета.
Было ясно, что говорил немец, должно быть разведчик.
— Сторощь? Ми думал, Советь ушел за Днепр.
— Совет на месте и уходить не собирается.
— Золдаты в деревень ест?
— Солдаты? Видимо-невидимо…
— Куда идет золдат? К Днепр или Хорсунь? — Обнаглевший фашистский разведчик пытался получить точную информацию от «простофили-сторожа».
Я же, войдя в роль, старался, чтобы все выглядело достоверно, вел разговор по-стариковски бестолково, переспрашивал, долго кашлял в трубку, создавая у фашиста впечатление, что он имеет дело с дремучим стариком.
— Войско куда идет? К Хорсуню идет. Тиллерия — пушки, значит. Танки.
— Таньки? Много-много таньков?
— Считать не считал. Брехать не буду, грех на душу не приму. А машин этих ползучих видимо-невидимо.
В трубке — молчание, должно быть, немец думал, правду говорит русский мужик в Софиевке или наводит тень на плетень.
— Спасибо тебе, товарищь, — наконец ответил мой собеседник.
«Тамбовский волк тебе товарищ», — подумал я и положил на рычаг трубку.
— Вот что, голубушка, — сказал я дежурной, — собирай-ка ты свои манатки. Даю тебе пять минут. Поедешь с нами. Доставим тебя через Днепр, а то пропадешь здесь не за понюх табаку.
Девчонка замахала руками и стала тараторить, что она никуда не поедет, что она сама знает, как поступать, что ее укроют надежные люди, которые ушли в лес. А дорогу она к ним найдет.
Я строго пожурил будущую подпольщицу за то, что разоткровенничалась с первым встречным.
— А вдруг на моем месте оказался бы переодетый фашист? Тогда как? Ты бы и сама лишилась головы и других в петлю загнала. Не надо быть такой доверчивой.
— Но ведь я вижу, товарищ командир, кто вы есть. Меня не обманешь.
На этом мы и расстались. Пожал на прощание маленькую, почти детскую руку девушки, которая один на один оставалась с приближавшейся к этому опустевшему украинскому селу войной. У маленького человека было большое и храброе сердце.
