Через некоторое время снова понадобились деньги. Сергей вдруг переменился, сказал, что инвалида забирать из роддома не будет, но если Аня напишет отказ от ребенка, с радостью примет ее обратно и даст еще один шанс. В это же время она подписала ему доверенность на свой успешный салон красоты, который он проиграл в подпольном казино в первую же неделю. Когда Аня вернулась домой, ее встретили голые стены и раскаявшийся муж с заверениями, что ближе и важнее их с малышом для него никого нет и не будет.
Я наблюдала за разговором двух своих самых близких людей и тихо плакала. Фил сидел на земле, пригнув голову к коленям и закрыв уши руками, а Аня продолжала стоять над ним и говорить. Она говорила, говорила, говорила без остановки. Как будто зачитывала заученный наизусть текст, такой длинный и трагичный, что справиться с этой правдой оказалось самой не под силу. Он хоть и закрывал уши, но слышал каждое слово. Мог уйти в любой момент, но выбрал - остаться.
Будучи клоуном не только по профессии, но и по жизни, Филипп особенно остро чувствовал эмоции собеседника, впитывал их как губка каждой клеточкой своего тела, и реагировал, моментально подстраивая свою игру под желания зрителя. Но сейчас он не играл. Посмотрите, перед вами грустный клоун вне сцены, столкнувшийся с реальной жизнью и неспособный вынести всю боль, которая на него обрушилась. Его дар не ограничивался влиянием на людей, Мухин ощущал оттенки настроения окружающих в разы сильнее обычных людей, и его сердце разрывалось, когда он переживал вместе с этой женщиной всю ее боль, которую сам же и причинил ей, сознательно и расчетливо.
На какой-то момент мне показалось, что он не выдержит. Фил не был знаком с чувством вины. Клоуны наглые, но безвредные, их проделки прощаются сразу же, после окончания представления. Никто никогда не ждет он них извинений.
Два месяца каждые три часа и днем и ночью Аня сцеживала молоко, потому что адаптированные смеси организм ее ребенка принимать отказывался, и если бы она потеряла молоко, на фоне стресса, например, Вовка мог умереть от голода. Она жила в больнице рядом со своим сыном, хотя поначалу ей разрешалось зайти в реанимацию только раз в сутки, чтобы погладить его крохотное тельце. А любимый муж каждый день звонил и упрашивал бросить обузу, давил, что не примет калеку. Но в этот момент в моей подруге что-то надломилось, и пробудилась ранее неизведанная сила. Она терпела мужа во время беременности, прощала побои и слепо верила обещаниям, потому что еще не осознавала, что теперь отвечает не только за себя, но и за еще одного человека. А когда этот человек родился, такой маленький и беззащитный, полностью зависящий от нее, в один момент все стало на свои места. И она поняла, что скорее сдохнет, чем откажется от своего ребенка.
