На двух больших столах стояло изрядное количество склянок, наполненных и пустых, виднелись колбы, реторты. На стенах, вперемешку с пучками сухих растений и всякой всячиной, развешаны были символические рисунки, чертежи, различные пантакли. В простенке двух окон висела полка с некоторым количеством книг, посвященных исключительно магии; это были, главным образом, так называемые гримуары — сборники магических рецептов, формул и указаний по церемониальной магии. Немного мебели, перегонный куб, массивный серебряный семисвечник, курильница и стоявшая в одном из углов магическая шпага дополняли убранство комнаты.
Здесь Гаукинс был у себя, для себя и самим собою.
Войдя в комнату, он прежде, всего переоделся в домашнее платье, затем вынул из шкафчика небольшую восковую фигурку и стал ее внимательно сравнивать с фотографией какого-то мужчины; нечего и говорить, что это была фотография Вильяма Блессига.
Потом Гаукинс зажег спиртовку, подогрел несколько голову фигурки и тщательно, волос за волосом, приклеил к ней прядь с головы Блессига, похищенную в парикмахерской.
Покончив с этой работой, оператор впал в некоторое раздумье; ясно было, что он становился на путь черной магии, становился в первый раз.
Но раздумье миновало, решение было принято окончательно.
Восковой кукле суждено было сделать свое дело — послужить мостом от активного в волевом отношении Гаукинса к предполагавшемуся пассивным Блессигу.
Однако Гаукинс все как-то медлил с доведением вольта до конца.
А между тем, случилось то, чего он совершенно не предполагал. Непрерывно посылаемый им по направлению к Блессигу инфлукс, хотя и слабого еще напряжения, все же достиг последнего.
Надо заметить, что теоретические занятия Блессига в области оккультизма, сопровождавшиеся постоянно медитацией, отразились благоприятно на развитии его духовных сил; поле зрения его значительно расширилось, возросла также и его природная сенситивность.
Почувствовав однажды, что какие-то токи извне ударяют в него, Блессиг смог отчасти прозреть приготовления к направляемому на него вольту и уяснить себе также, что это дело рук Гаукинса.
Припомнилась ему и сцена с волосами в парикмахерской.
Взвесив все это, он, уже не задумываясь, послал предостережение Гаукинсу своим первым объявлением в еженедельнике; непосредственное обращение к Гаукинсу он справедливо счел за нецелесообразное.
Когда на глаза Гаукинса, постоянно читавшего этот еженедельник, попалось упомянутое объявление, он пережил неприятные минуты.
