– Сильвестр! Не забудь: у нас проблема, – меняет тему Иосиф. Мне снова кажется, что ему не очень-то нравится Хозяин.
– Ну?
– Ипполит Карлович.
Режиссер мрачнеет.
– Да-да-да… не примет он такого спектакля… Нравственный. Как поп. Хуже попа! Что же делать, Иосиф?
– Пока не станем ему сообщать о радикализме постановки. Встретимся и расскажем о вечной любви, о значении для юношества великой трагедии Шекспира, о ее воспитательной роли…
– Ага, а потом он на премьере увидит, что Джульетта – мужик, а христианский монах – буддист! И прощай, наш главный спонсор! А его перехватят на лету! Думаешь, Иосиф, мои конкуренты – вернее, те идиоты, что мнят себя моими конкурентами, – Хозяин уважительно посмотрел на портрет Мейерхольда, чтобы удостоверить всех: конкурент у него один, да и тот больше не поставит ни одного спектакля, по крайней мере в этом мире, – думаешь, эта свора клеветников не увлечет его своими пасторалями? Своими проповедями под видом постановок?
– Потом будет такой успех, что ему останется только присоединиться к аплодисментам, – уверяет Иосиф. – Я устрою печатный восторг у немцев и французов с упоминанием Ипполита Карловича. А когда он вызовет тебя, ты уже со статьями в руках: «Ипполит Карлович, "Ди Цайт" и "Ле Монд" славят вас как передовую фигуру мирового меценатства». И что, он станет отказываться от лавров? Он герой, он не будет стулья ломать.
Хозяин задумывается, и мы видим, как откуда-то из глубин его титанического духа поднимается свет и озаряет лицо.
– А-лилуйя! А-а-лилу-уйя! Алии-илу-уйя! – затягивает режиссер, и к нему присоединяется приятный фальцет Иосифа и неожиданно густой в пении голос карлика. Через несколько секунд я слышу в общем восхищенном хоре и свой голос.
Режиссер распахивает дверь кабинета и возглашает:
– Светлана! Сэндвичи нам! Сэндвичи!
Объявляет так, словно сейчас должна появиться королевская чета, а не пара бутербродов. Мы вчетвером в ожидании смотрим на растворенную дверь. Мелким, быстрым шагом входит Сцилла Харибдовна, ставит на стол поднос с сэндвичами и исчезает.
Я ем и гоню все мысли о том, что сейчас со мной произошло. Режиссер даже не пожирает, а заглатывает. Иосиф жует часто, пережевывает мелко, а карлик обгрызает корочку, чтобы потом впиться мелкими зубками в мякоть. Вдруг Иосиф отстраняет от себя кусок сэндвича и мрачнеет.
– Не понравилось? – мрачнеет и режиссер.
– У меня началась диета, Сильвестр.
– Люблю чудаков, Иосиф! Дай Ганелю.
Карлик сам подскакивает за сэндвичем. Я вижу, что пора прощаться, но не могу уйти без соизволения. С ужасом чувствую, что начинаю тяготить своим присутствием режиссера. Что делать?
