ЛИКБЕЗ НА ВОЛЬНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕМЫ. ВЕЧЕРНИЙ ПОЕЗД НА МОСКВУ
Романов, увидев ее, был удивлен.
– Тебе понравилось здесь?
– Очень, – она посмотрела на него так, что он понял, что
ей не до шуток.
– Хочешь выпить?
– Я за рулем. Мне надо взглянуть на… Полину… – она не могла произнести слово «тело» или «труп», поскольку еще не успела привыкнуть к мысли, что больше никогда в жизни не услышит Полинин голос, не увидит ее азартного смеха или, точнее, заразительного хохота.
– Это кто такая?
– Красивая, рыжая, тебе привезли ее 15 числа.
– Понятно, проходи.
И снова этот прохладный зал, пропитанный густым и липким запахом разлагающейся плоти, хлора или карболки… А за ним другая комната с металлическими контейнерами, в одном из которых лежала мертвая Полина.
– Послушай, как можно привыкнуть в такой работе? Меня это всегда интересовало… Как к этому относятся в твоей семье?
– Плохо. Но мне все равно.
Она не стала задавать лишних вопросов. Подошла к Полине и увидела шрам внизу живота, справа. Это помимо огромного грубого разреза от грудины до самого паха, оставшегося в результате вскрытия…
– Василий Петрович…
– Можно просто Василий.
– Василий, ты не мог бы мне объяснить происхождение этого шрама? – она имела в виду маленький, тот, что справа.
– Объясняю. Такой шрам бывает после операции аппендицита, ты и сама это отлично видишь.
– И больше ты мне ничего не можешь сказать?
– Могу. Я даже это зафиксировал сегодня в документальной, так сказать, форме… Шов был воспален и доставлял немало хлопот этой девушке при жизни…
– Ее звали Полина…
– Полина смазывала его специальной мазью, флоретином, так, во всяком случае, показали анализы…
– Он был воспален? Но из-за чего?
– Просто не зажил, да и все. Ей наложили шов совсем
недавно, числа десятого или, может, чуть пораньше. Ей надо было лежать, а она, наверно, скакала как ненормальная… Вот он и раскрылся, воспалился, загноился и все такое…
– Это все, что ты можешь сказать об этом шве?
– А что ты хочешь услышать? Самого отростка, аппендикса,
