Сѣмя, брошенное Урусовымъ, глубоко запало въ мое юное отзывчивое сердце, и у меня возникла мысль, по его же совѣту, временно зачислить себя кандидатомъ на судебную должность при Прокурорѣ Московской Судебной Палаты. Въ то время должность эту занималъ Николай Валеріановичъ Муравьевъ, впослѣдствіи Министръ Юстиціи, съ тѣмъ, чтобы устроившись и отбывъ воинскую повинность, затѣмъ перейти къ кн. Александру Ивановичу въ помощники.
Всему этому не суждено было осуществиться по причинамъ, о которыхъ я въ свое время скажу, а пока вернусь къ воспоминаніямъ, связаннымъ съ моей личной студенческой жизнью въ Москвѣ, ея домашней и внѣучебной обстановкой.
За рѣдкимъ исключеніемъ наѣздовъ къ намъ отца, мы жили съ мамой одни вдвоемъ.
Любимымъ удовольствіемъ ея было посѣщеніе оперы, драмы и концертовъ, и въ этомъ отношеніи не могу не вспомнить тѣхъ услугъ, которыя всегда оказывалъ ей мой милый другъ Володя Варламовъ, предлагавшій и достававшій все наиболѣе для нея интересное въ смыслѣ выбора музыкальныхъ представленій и театральныхъ зрѣлищъ.
Дома имѣлся у насъ всегда инструментъ — отличное прокатное піанино, за которое мало-по-малу выздоравливавшая мама садилась все чаще, доставляя мнѣ своей вдумчивой игрой величайшее наслажденіе.
Надо сказать, что съ момента переѣзда нашего въ Москву, я скрипку забросилъ, лишь изрѣдка, подъ аккомпаниментъ мамы, играя нѣкоторыя былыя излюбленныя свои вещи. Случилось это вотъ почему: еще въ Симбирскѣ, когда я былъ въ послѣднемъ классѣ гимназіи, къ намъ въ домъ, по приглашенію моихъ родителей, пришли однажды два оперныхъ артиста. Оба они участвовали въ Казанской труппѣ, которая временно пріѣхала на нѣсколько гастрольныхъ представленій въ симбирскій театръ. Одинъ изъ нихъ былъ популярный тогда теноръ Петръ Ѳеофиловичъ Давыдовъ, прекрасный Ленскій, а другой, не менѣе извѣстный провинціальный пѣвецъ, — баритонъ Николай Владиміровичъ Унковскій, великолѣпный „Демонъ”.
Стояло прекрасное весеннее время и оба они такъ въ нашемъ домѣ разошлись, что подъ аккомпаниментъ мамы пропѣли рядъ своихъ арій, а затѣмъ, шутя пристали ко мнѣ, чтобъ я имъ что-нибудь спѣлъ. Въ концѣ концовъ, они заставили меня подъ свой аккомпаниментъ спѣть вмѣстѣ съ ними: „Среди долины ровныя”, послѣ чего Николай Владиміровичъ серьезно при мнѣ мамѣ сказалъ: „Обратите вниманіе на голосъ Вашего сына — тембръ его подаетъ большія надежды. Попробуйте, по переѣздѣ въ Москву, позаняться съ нимъ и „посерьезнѣе”... Увы! послѣ этихъ словъ судьба моей милой скрипки была рѣшена.
