Домашняя обстановка Мани была самая патріархальная — масса старой прислуги и челяди, изъ которыхъ наиболѣе памятны двѣ Дарьи: Дарья Петровна — камеръ-фрейлина тети Маріи Ивановны, важная, малокровная персона съ бѣлой туго-накрахмаленной наколкой на тонкой головѣ; и другая — Дарья Андріановна — горничная Мани, рябоватая, большеглазая, чрезвычайно подвижная, худая женщина, смотрѣвшая на свою барышню, какъ на свою собственность, вникавшая и вмѣшивавшаяся во всѣ мелочи ея жизни. Въ общемъ, Дарья Андріановна была добрая и милая женщина, и мы всѣ ее любили.
Выросши изъ озорного „мальчика” въ 16-тилѣтнюю красивую, здоровую, смугло-краснощекую дѣвушку, Маня осталась по характеру своему „вольницей” и своенравной”. Ея любимое занятіе было общеніе съ хозяйствомъ, природой. Она обожала лошадей, собакъ, кошекъ, любила верховую ѣзду и охоту. Всѣ ея помыслы сводились къ деревнѣ, деревенскому быту, а жизнь въ городѣ она органически ненавидѣла... Тѣмъ не менѣе, по зимамъ, Манѣ приходилось жить въ Симбирскѣ, участвовать въ общей городской жизни. Общества и веселья она не чуждалась, но сходилась лишь съ тѣми, кто болѣе или менѣе отвѣчалъ ея природнымъ вкусамъ.
Маня Бѣлякова была центромъ вниманія всей пашей молодежи. Про себя могу лишь сказать одно: мои отношенія къ ней изъ дѣтскихъ дружескихъ вылились въ старшемъ возрастѣ, приблизительно къ 16-17 годамъ, въ чувство болѣе сложное и глубокое... Я ее полюбилъ такъ, какъ только можетъ полюбить впервые забившееся чистое юношеское сердце. Зародившееся чувство я хранилъ въ себѣ, какъ нѣкую святыню, не только не говоря объ этомъ ей, но стараясь всячески не выдавать себя. Надо думать, что чуткая Маня догадывалась объ этомъ. Временами казалось отвѣчала она мнѣ взаимностью, но вспоминаются и иные моменты, когда приходилось моему юному сердцу до извѣстной степени „страдать” — и виновникомъ тому былъ не кто иной, какъ Германъ Молоствовъ, мой лучшій другъ изъ всей компаніи моихъ гимназическихъ сверстниковъ.
Германъ, какъ и всѣ его семейные, былъ смуглый брюнетъ, средняго роста, статный и красивый. Одѣтый въ военную форму „съ иголочки”, онъ умѣлъ себя держать франтовски и молодцевато. Бодрый и жизнерадостный, онъ всегда приносилъ съ собой въ общество веселый подъемъ и задоръ, а своимъ пріятнымъ юношескимъ баритономъ, напѣвавшимъ чувствительные романсы, доставлялъ намъ всѣмъ немалое удовольствіе. Мы всегда дѣлились другъ съ другомъ самыми задушевными мыслями и сокровенными чувствами. Молоствовъ зналъ о своемъ увлеченіи, а онъ, въ свою очередь въ мельчайшихъ подробностяхъ сообщалъ мнѣ о своихъ нѣжныхъ симпатіяхъ къ сосѣдкѣ по Казанскому имѣнію Екатеринѣ Нератовой.
