– Извини, – послышался приглушенный голос с дивана. – Ты оказалась так близка. Я подумал…
– Ты неправильно все понял! – возмущенно воскликнула она. – Никогда так не поступай со мной! Никогда!
– Но почему? – воскликнул он, приподнявшись на локти. – Мы же любим друг друга? Почему мы не можем быть вместе?
– Потому что мы не женаты, – жестко выпалила она.
– Хорошо, но что нам тогда мешает?
– Что мешает?
– Пожениться, если для тебя это так важно!
– А для тебя? Для тебя разве нет? – удивленно спросила она.
– Опять эти религиозные предрассудки! – уже полностью проснувшись, сел на диван он. – Для меня важно то, что я люблю тебя. Разве любовь – не от Бога?
– Да, от Бога, – все поправляя рубашку, ответила она.
– Тогда почему ты постоянно противишься ей? Ставишь какие-то условия! Разве просто любить и быть счастливыми – мало?!
– А как же Бог? Быть счастливым без брака?
– А перед кем тебе нужен этот брак? Перед Богом? Перед государством? Перед людьми? – удивлено спрашивал он.
– Перед всеми, – смущенно ответила она и отвернулась. Она чувствовала, что в его словах есть какая-то доля правды. Перед кем, в конце концов, ходит она? Перед Богом или перед людьми? Она сама себе часто задавала этот вопрос.
– Если надо, я женюсь на тебе. Это тебя устроит, наконец-то?!
– Вот так ты говоришь мне эти слова? Словно меня должно это устроить, или нет. Разве это так делается?!
– А как? Научи. Я не могу по-другому. Я устал мучиться с собой столько времени. Я не могу без тебя. Ты нужна мне. Как ты этого не поймешь?! Но между нами – стена каких-то непонятных мне условностей. Вот ты думаешь, что я не верю в Бога? Что я против Него? Но я не могу поверить в рассказы, которые мне пытаются навязать о Нем. Я не могу поверить в такого Бога. Вот в Евангелии, – и он выхватил его из ее руки, – где здесь описан ваш религиозный Бог? Где? Как вы все не видите, что Он совершенно другой? Вы читаете веками о Нем и не видите Его. Он ведь – революционер!
– Для религиозного мира, – попыталась вставить она, но он только вскинул на нее глаза, полные какой-то такой огромной тоски, что ей стало его жалко. Эту небесную тоску, которая была и ей самой так близка и тяжела, она видела в его больших карих глазах. Он устало выдохнул:
– Для всего мира. Понимаешь, для всего. Нет у Бога добра и зла. Нет всей этой сложности моральной вашей. В Нем может быть только жизнь, и больше ничего. Все остальное – смерть. И как ни наряжайте ее, какие ни пытайтесь дать ей религиозные одежды, она будет смертью. Против смерти этой ряженой, показной, полной греха, и восстал ваш Христос. И это говорю вам я, человек, которого вы не можете принять, как своего. Потому что я другой. И мой Христос, мой Бог – другой.
