– Но вы ведь верите в Бога! Вы же сами сказали, что только Он мог сотворить этот мир! – воодушевленно воскликнула она.
Она очень хотела, чтобы Борис Николаевич наконец-то поверил в Бога так, как поверила она, и стал ходить в ее церковь. Но сколько раз она его ни звала, он вежливо отказывался. Ее всегда это сильно огорчало. В церкви она многим рассказывала о том, какой эрудированный человек Борис Николаевич, как он много знает по Библии и как интересно говорит. Сначала ее внимательно слушали и все спрашивали, а когда же он придет? Но время шло, он не приходил, и их прежний интерес к ее рассказам о нем угас. А однажды, когда она поделилась тем, что сказал ей Борис Николаевич, брат Петр раздраженно обронил: «Этот твой умный знакомый сам никак не может с собой разобраться и покаяться. Чему только он может научить? Он же еще мирской человек! Что он может знать о Боге? Слушай его больше. Вообще, сестра, эти твои общения с ним ни к чему хорошему не приведут. Вместо того, чтобы слушать о Господе, он говорит тебе о Нем. А как может говорить о Боге еще духовно не возрожденный человек? Ты же сама рассказывала, что он даже и некрещеный!» Ее щеки вспыхнули, она хотела как-то защитить Бориса Николаевича, но тут же осеклась. Что она могла сказать против слов Петра, если это было правдой? Борис Николаевич всячески избегал разговоров об их церкви, о покаянии. Он вообще был странный человек. И не мирской, и не верующий. Во всем не такой, как все. Но ее к нему тянуло. Он никогда не давил на нее своими знаниями, не читал ей нравоучений, которые, к примеру, она часто слышала от братьев и старших сестер. Он уважал ее веру. И для нее это было очень важно. Вот и теперь, идя по лесной дорожке на дачу, она опять затронула больную для них обоих тему веры и церкви. Иногда он говорил о вере и Боге так, что она замирала, восхищенно ловя каждое слово. А потом, когда пыталась передать эти слова в общении у себя на группе, выходило очень бледно. Чаще ее никто не понимал, а потом и вообще перестали слушать. Ей все время казалось, что Борис Николаевич ставит перед собой какие-то недосягаемые барьеры для принятия Бога, для преодоления которых у него не хватит и всей жизни. Все разговоры о вере сводились к тому, что это действительно движущая сила жизни, истории, всего в мире. Но поверить в того Бога, которого ему предлагает религия, он не может. Получалось, что он признавал Вселенское, незримое, но не имел веры в близкое и осязаемое. Вера для него не связывалась с какой-то Личностью. А для нее вера была связана именно с реальной личностью – Иисусом Христом. Это было так понятно и принято всеми. Он же словно шел вразрез с общепринятым, и это мешало ей понять его. Между ними стояла какая-то незримая стена – Личность. Для одного она была мертвым идолом, а для другой – Живым Богом. Все их споры никогда не оканчивались ни чьей-то победой, ни чьим-то поражением. Но если ей легко было объяснить и подкрепить свои слова зримыми аргументами, то у него все оставалось на уровне его пониманий. После того как мама побывала у них в церкви на рождественском концерте, их отношения стали еще более напряженными. С Борисом Николаевичем произошло все наоборот. После того как она уверовала, и он ожил, начал делиться своими сокровенными размышлениями. Раньше ему и общаться-то было не с кем, кроме своей матери. Но та была уже в очень преклонном возрасте и, всю жизнь будучи отдалена от религиозной мысли, с годами вообще уже тяжело понимала что-то новое. А это было новым и для них обоих. Они словно шли в одном направлении, но по разным берегам одной реки. И само движение объединяло и связывало их. Внутренне они были нужны друг другу. Это каждый из них понимал, хотя и смутно. Однако различные обстоятельства создавали между ними барьер, который они боялись переступить.
