Честный такой, открытый, а главное, не жадный: если кого-нибудь из своих подогреть хотел, никогда на деньги не скупился. Уже потом выяснилось, что он не только зеков подогревал, но и наших «рексов» тоже. Короче, законтачил этот Сибиряк с двумя нашими контролерами: Игорем Савкиным и Колей Ерохиным. Они его на допросы к «следакам» да к адвокату чаще других и водили. И никогда вещи его не трогали. Попробуй обшмонать его!
Потом Сибиряка этого на волю отпустили, а дружки его на «спецу» сидеть остались. Он и с воли связь с ними поддерживал — друзьям да подельникам сигареты, чай, продукты и водку передавал. Был там еще такой грузин, Шакро его звали… Тоже вор в законе. Представляешь, Андрей, лицо забыл, фамилию тоже забыл, а вот глаза его до сих пор забыть не могу. Бывало, посмотрит — жить не хочется. — Иван Алексеевич тяжело вздыхает и, потушив папиросу, продолжает печально: — Не знаю, то ли у Сибиряка к этому Шакро какие-то неотложные вопросы имелись, то ли просто по другу соскучился, но только решил он на бутырский «спец» нелегально наведаться. Меня-то в той смене не было, я вообще на больничном был и, как все произошло, лишь позже узнал.
Иван Алексеевич долго и горестно молчит — видимо, те печально известные события до сих пор волнуют его. В бывшем охраннике борются два чувства. С одной стороны, обида, что после «банкета» в Бутырке он, в числе многих других, был вынужден уволиться с хлебного места. А с другой — благодарность судьбе, что в ту злосчастную ночь с двадцатого на двадцать первое мая его не было на дежурстве. А ведь он, старый и заслуженный человек, вполне мог оказаться на месте кого-нибудь из осужденных коллег.
Чай в граненом стакане, остывая, подергивается асфальтовой паутиной, и бывший охранник, а ныне вахтер студенческого общежития цедит холодный напиток по инерции, не ощущая вкуса.
— Сергей этот, Сибиряк, человек вроде бы неплохой был, но посуди сам: кому он этим своим дурацким банкетом лучше сделал? — наконец подает голос отставной «рекс». — Обидней всего, что из-за этого банкета все наши ребята так или иначе пострадали. Да и не только мы — арестанты в первую очередь. Проверками нас замучили, контролем… Тени собственной боялись, по ночам бессонницей мучились. Первые три месяца после того штурма вообще ничего с зеков не брали, что бы те ни сулили. Следственное управление нас крутило, РУОП, контора… Новых контролеров набрали, а мы их не знаем — что за народ? Может, специально стукачей подобрали…
