— А не боитесь мне такое рассказывать, Иван Алексеевич? — осведомляется собеседник.
— А чего мне бояться? И никакого секрета особого я тебе не рассказал. Все это и так знают. Всегда в любой тюрьме охранники брали, берут и будут брать… И бороться с этим бесполезно — мы-то тоже начальству немалые деньги отстегивали. А те тоже со своим начальством делились. Я-то знаю, что говорю…
ИЗ СПРАВКИ МВД
В учреждениях Главного управления исполнения наказаний ежегодно фиксируется в среднем до 4000–5000 внеслужебных, несанкционированных контактов персонала сизо, ИТУ и заключенных. Более 25 процентов сотрудников увольняется, не проработав и года…
За окном холодно, вьюжно, и сквозь обледеневшее стекло видно, как ветер кружит сухой снег под фонарем. Изредка по пустынной улице проносятся машины, унося за собой морковно-красные фонари габаритов. Магнитофон на третьем этаже наконец стих. Половина третьего, видимо, отгуляв положенное, студенты уснули.
Иван Алексеевич неторопливо подливает в граненый стакан остывшей заварки и, отхлебнув, вновь закуривает «беломорину».
— Иногда, конечно, начинался мертвый сезон, когда ни копейки не брали. Видели, что опасно. Потому что среди наших «рексов» случалось немало стукачей — сами не брали и другим не давали. Начальству-то тоже надо было коррупцию в своих рядах разоблачать. А то неправдоподобно получалось: бутырский «спец», хлебное место, и ни единого взяточника. Но мы стукачей быстро вычисляли и выживали потихоньку. А вообще, я лишь два случая помню, когда на наших круто наехали. Оба раза в девяносто четвертом. В ноябре на «спецу» тепло на несколько недель отключили, и грузинские воры, которые у нас сидели, в отместку очередную разморозку устроили.
— А как?
— Да просто! Разослали всем письма, это у них «малявы» называется, чтобы арестанты козлов-«баландеров» гнали в шею, а «дачки» с воли совсем не брали. Прикидываю, что потом на Краснопресненской пересылке да на зонах сделали с теми, кто отказался воров поддерживать. Представляешь, Андрюха, больше четырех тысяч зеков в одно утро от пайки отказались. Мол, объявляем массовую голодовку, пока нам нормальные условия не создадут. По тем временам такое только на Западе было. Приехала комиссия, как водится, нашла недостатки, устроила вздрючку… Ну, несколько человек выгнали. Это — второй раз. А первый раз куда хуже было. Был у нас такой скандал в 1994 году. У нас потом в течение года половину штата сменили. Кого якобы по собственному желанию, кого на пенсию досрочно, как меня. Двоих под суд отдали. А история известная, потом все газеты о ней писали. Кагэбэшный спецназ Бутырку штурмом брал. Неужели не слышал? Короче, сидел когда-то у нас на «спецу» то ли вор, то ли авторитет Сибиряк, — продолжал вспоминать Иван Алексеевич. — Я его как теперь помню. Здоровый такой бугай, важный, плечи — что двое моих. Авторитета этого в Бутырке и теперь добрым словом поминают. Потому что любили его все, и «хозяин» тюрьмы, товарищ Орешкин, бывший музыкант, кстати говоря, и мы, «рексы».
