— Я ведь половину жизни делу государственной важности отдал, — начинает старый вахтер студенческого общежития, помешивая ложечкой дымящийся чай. Как и многие люди его возраста, Иван Алексеевич пьет только из граненого стакана с подстаканником. — Преступников по тюрьмам охранял, убийц, воров и бандитов разных. Служба наша всегда почему-то позорной считалась, контролерами да охранниками нас редко когда называли, все больше «вертухаями», «пупкарями» и «рексами». А по мне, в слове «рекс» ничего зазорного нет. «Рекс» — это вроде сторожевой собаки, умной и преданной хозяину. Да и что в нашей службе позорного может быть? Кому тюрьма, а кому режимный объект. Кому мент поганый, а кому страж правопорядка. Кому «вертухай», а кому верный солдат Отечества…
Сухие прокуренные пальцы тянутся к полусмятой пачке «Беломора», щелкает зажигалка, и рассказчик, на секунду окутавшись едким сизоватым дымом, продолжает повествование. Речь его размеренна и спокойна, как у человека, наперед знающего, что его никогда не перебьют.
— Последние семь лет я в Бутырской тюрьме прослужил. И не в обычных корпусах, а на так называемом «спецу». — В голосе бывшего «рекса» звучит нескрываемая гордость. — В Бутырке, а это мало кто знает, кроме общих корпусов, есть целых два «спеца», большой и малый. Обычный контингент, все эти мелкие жулики, крадуны да хулиганы, на «спец» редко попадают. На «спецу» обычно держат серьезную публику — воров в законе, авторитетов, которые по Москве на «Мерседесах» раскатывают и бандами руководят, да прочих «новых русских». Я-то на них насмотрелся…
Ведешь, бывало, такого на допрос или к адвокату, зная, что у него на воле банда осталась с автоматами, пулеметами, чуть ли не танками, а сам думаешь: взглянешь не так, скажешь не то, он и не сдержится… И пошло-поехало. Вот и думай, кто кого ведет: ты его или он тебя. Да и случалось у нас всякое… Знаешь, как в восемьдесят восьмом на бутырском «спецу» бунт начался? Наши ребята одного черного, Резо его звали, прошмонали, а недозволенные вещи, как и положено, конфисковали. Тот — в амбицию, его — в карцер. Прессанули, конечно… А Резо тот, как потом оказалось, вором в законе был, у зеков вроде бы за главного. Ну как студенческий староста в нашем общежитии. Ну, и начались беспорядки. Это у блатных разморозкой называется. Пришлось омоновцев вызывать.
