— Повесить, — еле выговорил он, преодолевая болезненную судорогу. — Повесить! — выкрикнул он сквозь наваливающуюся черноту и упал с обрубка бревна.
Денщики подскочили, растянули тело Петра, бьющееся в припадке, укрыли древним толстым тулупом и держали так, пока оно не перестало биться.
Знали, что, едва отойдёт, будет спать, потому и подложили под голову плоскую кожаную подушку, чуть набитую соломой, ещё накинули сверху большую толстую холстину и уселись по сторонам царя сторожить его тяжкий сон...
Часа через два Пётр еле заметно пошевелился. Возле него тут же, во дворе комендантского дома, уже сидел Борис Петрович Шереметев и зорко наблюдал за всеми движениями спящего царя.
Пётр резко распахнул большие, навыкате глаза, и первое, что он увидел, был морщинистый, слегка заросший седой щетиной подбородок Шереметева.
Он сел на земле, глянул на своего генерала, потом обвёл взглядом денщиков.
— Кашки ячменной не желаете, государь-батюшка? — упал в ноги царю Шереметев.
Пётр резко вскочил, поднял Шереметева за плечи, слегка кивнул головой и пошёл за ним, обгоняя его на ходу.
В столовой зале уже был накрыт стол, и на главном месте у большого стула, напоминающего трон, курилась свежим парком разваристая, благоухающая ячменная каша.
Пётр набросился на неё. Он словно и забыл, с чего начался его припадок, не помнил, что кричал перед этим.
— Вот такой кашкой кормить солдат, — приказал он Шереметеву.
Тот только согласно кивал головой.
— Кто ж такую сделал? — задал свой первый вопрос Пётр, едва покончил с огромной миской каши.
— А тут у нас новая повариха объявилась, — скромно ответил Борис Петрович. — Уж такая искусница...
— Позвать, награжу, — повелел Пётр.
— А у пирожника, у Александра Меншикова, уже обретается, — злорадно проговорил Шереметев. — Выпросил её у меня... Шведка вроде, а уж кашу варить способна. Выпросил, меня же ещё и укорил: дескать, для чего тебе такая молоденькая да искусница. Забрал, теперь у него...
Пётр внимательно поглядел на Шереметева: знал, что не очень-то ладят между собой его сподвижники, то и дело шпильки пускают.
Ничего не сказал, ни о чём не спросил. И увидел эту кашеварку-искусницу лишь много дней спустя, когда напросился в гости в шатёр к своему другу Алексашке.
И угостил царя Меншиков такой вкусной, наваристой и нежной ячменной кашей, что тот не удержался, спросил, кто делал, — пусть бы и солдатам так варили. Тогда и позвал Меншиков в царский шатёр крепкую, кругленькую и свеженькую девушку — Марту Скавронскую...
