Всё это было так, но Кассандра видела, что из зелёных больших глаз Марии, осенённых длинными тёмными ресницами и почти сросшимися бровями вразлёт, словно бы ушло что-то весёлое, детское, непосредственное.
«Маленькая старушка», — часто горевала Кассандра, взглядывая на Марию, и часто сравнивала её со Смарагдой. Правда, та была ещё мала, на два года моложе Марии, но её заразительный смех, бесконечный топот по всем комнатам, а особенно её прыганье на низких мягких диванах, окаймлявших по сторонам почти все комнаты, приводили Кассандру в умиление. Это была настоящая девчонка, непоседа, но мать никогда не наказывала младшую за шалости и вздыхала от жалости и удивления, когда слышала, как выговаривает Мария Смарагде, как берёт её за руки и усаживает перед чёрными табличками, на которых сама писала белыми кусочками известняка.
«И когда ушло детство из моей старшей дочки?» — опять горевала Кассандра и слёзно делилась своими страхами с Дмитрием. Но тот только с умилением выслушивал рассказы об успехах дочери в чтении и письме и не находил ничего особенного в том, что Мария была слишком старательна и добросовестна.
С самого утра, покончив со всеми хозяйственными делами, удалялась Мария в маленькую греческую домовую церковь, увешанную старинными иконами греческого классического письма с золотыми и серебряными окладами, в мерцающую полутьму синих лампад, зажигала толстые витые свечи перед образом её любимой Богородицы, тёмным, почти выщербленным, и безмолвно смотрела в грустные, всепонимающие глаза Божьей Матери.
Мария знала все молитвы, которым мать научила её, часто про себя повторяла их и по-гречески, и по-латыни, но по утрам, стоя перед иконой Богородицы, она лишь смотрела на лик, ни о чём не думала и только знала в душе, что всё понимает про неё Божья Матерь и не надо её ни о чём просить.
Раз в неделю в их домовую церковь приходил священник из церкви Святой Ирины и служил настоящую службу. Но Кассандра понимала, что этой службы было недостаточно для детей и всей семьи, и решила, что пора приобщить Марию к настоящей церкви, к настоящим богослужебным требам.
И опять, как в тот раз, когда они с Марией побывали в большой общественной турецкой бане, Кассандра приказала заложить коляску, обрядила Марию в длинный греческий далматик, накинула ей на голову прозрачное покрывало и, внимательно присмотревшись к всегда грустным, серьёзным глазам дочери, вышла с нею на внутренний двор харема. Этот дворик был таким же, как и двор селямлика, только немного меньше, но и здесь в центре стоял небольшой фонтан, струя которого скатывалась по разноцветным раковинам всё меньшего размера к небольшому же бассейну, где плавали золотые рыбки.
