- И чем заканчивалось?
- Для последних двух геноведьм – ничем хорошим. Они выманили у него несколько золотых, якобы, на ингредиенты для волшебного зелья, но обернулось все пшиком. Бруттино остался недоволен, и убил их своими же руками. Оторвал головы и расчленил. Мне кажется, из него бы получился прилежный и добрый мальчик, - Варрава снова захохотал, раскачиваясь в инвалидном кресле, - Кстати, я сам из-за него понес убытки. Когда мои ребятки его вязали на пороге у очередной геноведьмы.
- Надеюсь, они тебя не разорят.
Варрава посерьезнел.
- Между прочим, он обошелся мне в трех слуг. Дрался, как осатаневшая тварь из адских бездн. Не чувствовал ни усталости, ни боли. У одного он голой рукой вырвал целиком легкие из груди. Никогда бы не подумал, что деревяшка может быть такой твердой… И такой злой. Второму вывинтил голову из плечей так запросто, словно это была перегоревшая лампочка. Третий всадил в чурбан пулю, но не смог даже пробить шкуры, а Бруттино в ответ воткнул ему мушкет в глотку. Кабы не принесли сети, попортил бы еще с десяток людей…
- Проведи эти потери как рабочие издержки, - посоветовал Ганзель, - Кому, как не тебе, знать, что искусство требует жертв.
Господин Варрава кисло улыбнулся и невозмутимо отхлебнул вина из бокала. Бокалы Ганзеля и Греттель так и остались стоять нетронутыми.
- Я не в убытке. В кошеле у этого полена нашли полсотни золотых монет – то, что он не успел потратить на геноведьм. И, поскольку они в нашем договоре не фигурировали, я рассудил, что вправе взять их себе, как сторона, наиболее потерпевшая. А парнишка-то ваш, между прочим, аскет. Иметь при себе такую прорву денег, и жить хуже последнего мула. Снимал самую дешевую комнатушку, питался всякой дрянью, носил рванье… Удивительный скряга. Теперь-то ему деньги, понятно, ни к ч ему. Наши актеры работают не ради презренного металла, а ради любви публики! Они – люди искусства!
Ганзель ощутил, как тело изнутри пронзило множество ледяных серебряных иголочек. Золотые монеты в кошеле Бруттино. Где деревянный мальчишка мог найти их? Возможно, дело было вовсе не в экономности. Он попросту не успел их потратить. А приобрел…
Быть может, именно в эту минуту, когда они любезно разговаривают с господином директором театра, чьи-то грязные пальцы откупоривают пробирку, готовую выплеснуть в окружающий мир смерть в ее самом отвратительном обличье…
- Что еще при нем было? – резко спросил он.
Господин директор театра удовлетворенно улыбнулся. Ганзель не сразу понял, чему. Разумеется, старый паук сознательно испытывал его хладнокровие. Проверял на зуб. Нарочно ничего не сказал о второй половине уговора. Видимо, проверял, не заволнуется ли заказчик. И, как обычно, оказался хитрее всех тех, кто имел неосторожность заключать с ним договоры.
