Он попытался поспеть за ее мыслью. Отчаянная попытка, но иногда у него получалось.
- М-м-ммммм… Ты используешь какое-нибудь разрушительное генозелье? Кинешь в окно пробирку, а они – пш-ш-ш-шш! – и все превратятся в лягушек?
- Нет.
- Мы сами выпьем какое-то зелье и станем невидимыми?
- Это невозможно.
- Ладно, - ему не хотелось долго гадать, - Что тогда?
- Мы придем в таверну и просто поговорим с Бруттино.
- Разговор не сильно-то затянется… А дальше?
- Дальше он отдаст нам ключ и пробирки.
- Сам?..
- Сам, - подтвердила Греттель, - По доброй воле.
- С чего бы это ему так поступать?
- Узнаешь. Расскажу по пути.
- Стой, - настало время Ганзеля встать между Греттель и дверью, - Не скажу про последовательность, но осторожностью в твоем плане и не пахнет. Бруттино не станет с тобой говорить! Он знает нас в лицо, ты помнишь? Знает и, наверняка, хранит в себе очень нежные чувства. Нежные, как концентрированная кислота. Он попросту прикажет своим куколкам растерзать нас, так что разговор выйдет очень коротким…
- Не прикажет, - уверенно сказала Греттель, протягивая руку к биологическому контейнеру, который принесла с собой, и который все это время непринужденно стоял у двери, - Потому что у нас с тобой будет это.
Контейнер щелкнул хитрым замком и распахнулся подобно устрице, открыв сове морозное, источающее едкий дух, нутро. В нем лежало… Ганзель прищурился, надеясь, что его подводит зрение. Но нет.
- Тридцать три проретровируса и дивертикул Меккеля! – только и сказал он.
* * *
Больше всего неудобств причиняли усы. Длинные и клочковатые, они лезли то в глаза, то в рот, мешали дышать и причиняли множество проблем даже на освещенной улице. Несколько раз Ганзель пытался их поправить, но Греттель украдкой шикала на него. И верно, со стороны это должно было выглядеть странно.
Уши немилосердно сдавливали череп, а пласты густой грязно-рыжей шерсти, выпиравшей по всему телу, сковывали движения. Что же до хвоста, то и дело норовившего запутаться между ног, Ганзель старался вовсе его не замечать. Шерсть быстро собирала грязь, а скрюченное на кошачий манер тело не позволяло ни быстро передвигаться, ни толком разогнуть спину.
Наверно, существуют варианты и похуже, размышлял он, ковыляя по улице в своем тяжелом и неудобном меховом облачении, Греттель могло прийти в голову что-то куда более радикальное. Растущий отдельно от тела желудок. Змееподобные ноги с дюжиной суставов. Бесформенные ороговевшие наросты вместо кожи. У некоторых геноведьм удивительно богатая фантазия, да и исконные обитатели Вальтербурга могли навести ее на самые далеко идущие мысли. По счастью, она ограничилась лишь фальшивой шкурой и ушами.
