— Они что, к террористам едут? — Мой вопрос повисает в салоне.
Всем понятно, что да. Куда же еще. Это последний дружественный блокпост. Дальше территория врага.
Мужчины везут своих жен и детей в ИГИЛ. Мозг отказывается это воспринимать. «Люди едут в свои дома, не хотят быть беженцами», — пытаюсь объяснить себе их мотивы. На разговоры с ними времени нет, наша цель — Аш-Шаддади, нужно успеть вернуться оттуда до заката. С заходом солнца большую часть блокпостов снимают, курдское ополчение не видит смысла патрулировать пустыню в темное время суток. На ночь эта земля становится ничьей.
В военную столицу ИГИЛ — именно так до недавнего времени называли Аш-Шаддади — мы едем на поиски детского лагеря, где террористы готовили «Львят Халифата». Помните видео, где пятилетний мальчик среднеазиатской внешности казнит двух россиян, якобы шпионов ФСБ? Этого «львенка» вырастили как раз в одном из таких лагерей. Мы пока сами не знаем, что там найдем. Едем за ответом на вопрос: «Какова она, «львиная» доля детей Халифата?»
Представьте, что нацисты без боя оставили один из своих городов в глубоком тылу. Оплот Третьего рейха на оккупированных территориях, который был им домом родным, второй столицей после Берлина. Служил ставкой военного министра, командующего сухопутными войсками и черт знает кого еще. Едкого разлива адъютанты, партийного масштаба атташе, критическая масса офицерского состава — все они жили там со своими семьями. Ежедневно отправлялись за хлебом к пекарю, брали творог у проверенной молочницы, потягивали лимонад на любезных террасах.
Только не рисуйте себе Париж, Варшаву, Будапешт, Прагу или другой город, мало-мальски сохранивший самобытность даже при рейхе. Представьте идеальный фашистский город, напрочь лишенный прежней идентичности. Ни одной рекламной вывески без свастики, ни одной парадной без флага, ни одного лица без печати нацистского орла. Даже домашние животные заражены верой в исключительную миссию фюрера.
Таков Аш-Шаддади. ИГИЛ здесь не просто наставил на каждом углу «лого» с печатью пророка Мухаммеда. Он проник в душу города, пропитал насквозь его детей. Мы поймем это позже. А пока не встретили ни ребенка, ни старика. Центральный проспект абсолютно пуст. И переулки вымерли. Душная, жуткая тишина.
Скрип ворот звучит как выстрел. Вздрагиваем, оборачиваемся. В проеме на секунду мелькает женский силуэт, полностью облаченный в черное, даже глаза прикрыты сеткой. Фигура сразу исчезает. Натуральный призрак. Впрочем, радует, что мы тут не одни.
