— В шахматном порядке, пять-шесть метров друг от друга, — скомандовал Моторола, выпрыгнув из грузовика.
До укрытия — плотного бетонного ограждения у самых рельсов — мы добежали одним истеричным рывком, пули вспискивали над головами, но с приличным запасом для нас, где-то на метр-полтора выше. Это означало, что противник не просматривает напрямую спринтерский участок, ведет огонь из укрытия наугад.
— Значит, и снайперов еще не успели выставить на верхние точки, — выдыхая, резюмирует Мотор, после того как мы достигли цели. — Но вот ПК у них точно не один… Не хотят просто раскрывать пулеметные гнезда, грамотно… Но ничего, мы сейчас туда задуем из всего, что есть.
Ребята на позициях подготовились к приезду командира. У стены была аккуратно сложена горка из «мух» — одноразовых гранатометов, припасена пара «шмелей» — более мощных зарядов, «морковок» для старого доброго РПГ тоже хватало. Метрах в пятидесяти от нас двое бойцов залегли у «сапога» или «шайтан-трубы», как называли это разрушительное устройство мотороловцы.
— С чего начнем, командир? — спросил готовый подавать снаряды ополченец неопределенного возраста. Под конец смены на линии фронта все бойцы становились на одно лицо. Те, кто постарше, как будто сбрасывали с десяток лет, те, кто помоложе, — наоборот состаривались на глазах. После перманентной перестрелки длиной в сутки всем им исполнялось как будто по сорок, в глазах и морщинках светилась одухотворенная зрелость, приправленная безумной искрой адреналина.
— Пусть ребята сначала «шайтан-трубу» разогреют. Надо сбить нацикам азарт, а то они остервенело палят по сторонам без оглядки. Сейчас пару выстрелов из СПГ и обратно в подвалы попрячутся, потом мы берем паузу — они расслабляются и начинают снова вылезать на поверхность от любопытства… Тут мы и включимся с новой силой. Введем противника в заблуждение… — разъяснил Мотор, и ополченец дал отмашку ребятам, залегшим у «сапога». Одного из них звали Шустрый, парнишка недавно еще был то ли поваром, то ли санитаром или посыльным, долго просился в подразделение к Мотороле, его скрепя сердце взяли, и вот теперь он хотел доказать всячески, что полезен и решителен в бою, потому показательно засуетился вокруг станкового гранатомета.
Подготовка орудия к выстрелу напоминала закладку дров в печку. Шустрый брал полено-снаряд, открывал створку буржуйки-трубы, решительным движением забрасывал чурку в условное пекло и захлопывал дверцу. Затем садился на одно колено рядом с установленной на треноге «шайтан-трубой», коротко прицеливался и «задувал» — на ополченском сленге это означало выстрелить по противнику из чего-то гранатометного. Грохот от этого акта был запредельный, несмотря на то что мы прятались за стеной поодаль. В одну из пауз командир услышал одиночный свист в направлении «сапога», который ни с чем не спутаешь. Больше всего он напоминает хлопок кожаной казачьей плетки о воздух. Боец, который должен был работать с Шустрым в паре, после трех-четырех выстрелов оглох окончательно, поэтому, когда Моторола крикнул ему:
