Поднявшись по лестнице на палубу, Певцова и Муравьев остановились на корме. Княжна спросила:
— На все мои попытки познакомиться с вами в Екатеринбурге вы не хотели этого знакомства. Почему?
— Не знал о вашем желании.
— Вам не нравилось мое окружение?
— Я его не знаю и не могу судить.
— Лжете, Муравьев. Вы слишком самоуверенны. Сужу по тому, как держите себя в обществе.
— Я не умею, княжна, держать себя в обществе.
— Муравьев, не кокетничайте. А лучше признайтесь, что вам не нравится, что я всегда в табуне мужиков?
— Мне безразлично.
— И я безразлична?
— Не думал об этом.
— Подумайте. Прошу. Мне хочется, чтобы обо мне думал только один человек.
— Надеетесь, что поверю сказанному?
— Надеюсь, Муравьев. У меня есть душа. А у нее естественное желание мужской ответной теплоты.
— Но ее у вас избыток.
— У меня избыток жадных мужских глаз. Даже вы при знакомстве со мной в Тобольске…
— Вам показалось, княжна.
— Сказали правду? Перекреститесь.
— Извольте.
— Вот я и счастлива. Мне ведь надо счастья всего чуть-чуть.
Из пароходной трубы сыпались искры и, соприкасаясь с водой, гасли.
— Муравьев, дайте слово бывать у меня в Омске.
— Я не уверен, что задержусь в нем.
— Поймите, что нужны мне хотя бы потому, что от вас можно услышать слова, способные заставить любить людей. Хотя они этого не заслуживают, ибо отличаются от животных только тем, что бродят на двух ногах.
Певцова неожиданно зажала в ладонях голову Муравьева и поцеловала его в губы.
— Зачем, княжна?
— Чтобы, злясь на поцелуй, все же помнили обо мне. Теперь пойдемте в салон. Там Настя. Вы должны ей показаться. Поддержите меня, Муравьев! Кружится голова!
Муравьев обнял княжну, она рассмеялась.
— Пошутила! Голова не кружилась! Просто проверила, умеете ли обнимать женщину. Пойдемте.
У открытой двери в ярко освещенный салон они остановились.
Настенька Кокшарова, аккомпанируя себе на рояле, читала стихи Муравьева.
Рубили старый сад, и падали со стоном
Стволы вишневые и сыпались цветы.
Стучали топоры, и эхо гулким звоном
Будило по утрам уснувшие кусты.
Уснул наш уголок, печален и безлюден,
Пустели старые знакомые места.
Ушли от нас Лаврецкий, Райский, Рудин,
И эти девушки «Дворянского гнезда»…
Над Иртышом плыла темнота теплой, безветренной ночи.
Над сибирской рекой россыпь летних звезд и искры в дыму из трубы парохода, бегущего в Омск…
