Тяжело становилось на душе всякий раз, как он думал обо всем этом. Пьер Румель однажды подарил ему пару штанов. Румели жили рядом с Сигорами. Это было во времена антиамериканских демонстраций и забастовок. Бойня, учиненная оккупантами в Маршатере, когда сотни трупов крестьян разлагались на солнце, зажгла все сердца. Пьер Румель был одним из вождей забастовки. Отчего этот Пьер Румель не сидел спокойно? У него были деньги, ему не надо было рыскать в поисках работы, как многим другим. А нынче вот Пьер Румель оказался в тюрьме вместе с Илларионом, с вором!
Сигоры обожали американцев. Господин Сигор был адвокатом ХАСКО>1 и ярым сторонником Борно>14>>15..,
К тому же он имел свое мнение как государственный советник и клялся, что только американцы могут спасти страну.
Боже! Как все это далеко! И зачем себя мучить такими воспоминаниями? Какая от них польза? Все эти люди для него чужие, и Пьер Румель наравне с остальными. То были состоятельные мулаты, что ж о них говорить!
*
Быстро спускалась тропическая ночь. Рядом с Илларионом, в камере с решеткой, крепко спали два других заключенных. Ненасытные москиты пели свою нудную песню. Оба спящих были худы, чудовищно худы. По стене спускались целые полчища клопов. Иллариону пришлось воевать с ними, вести кровавый бой. Он давил их пяткой, и при каждом ударе раздавалось щелканье, но нападающие, сильные своей непобедимой численностью, успешно перестраивали колонны и вновь надвигались со всех сторон. Они атаковали обходными движениями, весьма умело, тут, там, отовсюду. Илларионом овладело холодное бешенство.
Соседи его спали как убитые. Но и он сдавал позиции, защищался уже слабее. В голову ему лезли всякие мысли, такое множество мыслей...
Наконец-то ему дали поесть. Маисовые клецки и гороховый суп — отвратительная черноватая жижа. Но он с жадностью съел все... У камеры странное устройство — три стены глухие, а четвертая решетчатая. Видно небо и освещенный домик — столовая жандармов. Пища плохо переваривалась. От полусырых маисовых шариков давило под ложечкой. И эти проклятые клопы. Сегодня у него не было припадка падучей...
Вдруг он быстро обернулся. Кто-то стучал в заднюю стену. Илларион напряг слух, замер.
Откуда-то доносились редкие, ровные удары в стенку; потом послышался голос.
— Кто здесь? Я — друг...
Илларион слушал в изумлении. Стук все продолжался.
— Кто здесь?-—спрашивал голос.
— А вы кто? — произнес Илларион.
— Вы политический заключенный?—снова послышался вопрос.
