Какое-то время она внимательно на меня смотрела, а потом вдруг спросила: — Ты не согласен с его словами?
— Просто так это не объяснишь, поэтому скажу тебе по — другому: нельзя строить свое счастье на несчастье других людей. Ничего хорошего из этого не получится. Теперь понятнее?
— Извини, но я в этом совсем не разбираюсь. Может, ты и прав, — какое-то время она молчала, потом сказала. — Хоть я и привыкла к тебе другому, но когда ты так говоришь, то кажешься мне совершенно чужим человеком.
— Наташа, я и есть не тот человек, которым был твой брат. Пойми это.
— Извини меня, Сережа, ради бога! Я… я все время забываю о твоем ранении! Ой! Господи! Какая же я страшная эгоистка! Все о себе и о себе! — и она вдруг начала копаться в своей сумочке. Наконец она извлекла конверт и протянула мне. — Там письмо от мамы и деньги. 50 рублей.
Довольный от того, что мы ушли от неудобной и тяжелой темы, я залез во внутренний карман и достал пачку денег.
— А это тебе. Держи.
— Ой! Откуда у тебя столько?!
— Все вопросы потом, а пока спрячь.
— Все же, сколько здесь? — не удержалась от вопроса сестра.
— Триста рублей. А маме деньги я уже отослал.
Наташа тут же решила, что в пансион она поедет завтра, а сегодня ей просто необходимо пройтись по магазинам. Отвезя ее вещи в гостиницу, мы сначала поехали по магазинам, а затем пошли в ресторан. После обеда, за десертом я рассказал сестре, в общих чертах, как получил премию. Когда восторги сестры утихли, я осторожно и как бы невзначай перевел разговор на ее знакомого Алексея. По нескольким обрывкам, оброненным Наташей, мне стало понятно, что ее приятель по уши влез в революционную борьбу.
Дело в том, что мне нравился этот степенный, неспешный, с душой нараспашку и милым самоварным уютом, мир. И не нравилось то, что будет с ним через два года. С другой стороны мне было наплевать на политику, но только если она каким-либо боком не коснется меня. Или Наташи.
— Сережа, ты чего помрачнел? Ешь мороженое, пока оно не растаяло!
— Да нет, все нормально. Тебе когда надо в пансион?
— Завтра с утра надо будет обязательно явиться.
— Значит, сегодня гуляем с размахом!
— Как здорово! Сережка! Я тебя безумно люблю, братик!
— Какая ты все-таки девчонка, Наташа!
— Да! Я такая! — и она показала мне язык.
Сейчас ее глаза искрились от радости, а сама она чуть ли не подпрыгивала на стуле от радостного предвкушения, а ведь где-то полтора часа назад ее душа страдала, а глаза были наполнены болью.
