Когда подходили к Караколу, выпал град размером с яйцо. Мы успели заскочить под ели. Знаешь тянь-шаньские ели, красавицы, фантастической красоты гигантские стройные ели. Таких больше нигде нет. Шура не успел добежать. А тут паслась кобылица с жеребёнком. Он вытолкнул жеребёнка и залез под кобылицу. Она начинает двигаться и он под ней на четвереньках передвигается. Потом к нам в лагерь пришел 6абай и говорит Шуре: «Кито под кабила сидел?» Никто ничего не понимает, все молчат. «Ты под кабила сидел!» — указывает он на Шуру. «Ты почему жеребёнка выгнал?» Стал его стыдить.
Когда мы возвращались с Каракола, спускались вниз — Мартыновские Аркадий и Юля, Шура и я — началась мерзкая тянь-шаньская погода. Ночь, дождь, мы насквозь промокли. Зашли в какую-то палатку, оказалась ветеринарной. Сидим, не видно ни зги, холод. Аркан вслух мечтает: «Эх, сейчас бы по сто грамм водочки!» Шура кивает головой и говорит: «Были бы деньги». Мартыновский отвечает, что деньги есть, да что толку. «Давай», — говорит Шура и уходит в ночь. Минут через 30—40 возвращается с бутылкой водки и говорит, что на пиво не хватило.
Михаил Хергиани
— 1969 год, год жуткой трагедии для меня. Да, наверное, и для всего советского альпинизма. Гибель Миши Хергиани.
— Чтобы понять это, надо знать, кто такой Михаил Виссарионович Хергиани.
— Ты ведь, Саша, хорошо его знал. Даже книгу о нём написал — «Внизу Сванетия».
— Друзьями были. Я много раз жил в его доме в Местии, почти каждый кавказский сезон приходил туда из Приэльбрусья через перевалы. Один раз даже зимой, с Шалико Маргиани и с Юрой Арутюновым.
Однажды я написал Мише письмо, мол, у тебя теперь есть все титулы и звания, какие существуют в нашем альпинизме, тебя признали альпинистом номер один и ты стал героем. А что дальше? Давай сядем на коней и объедем всю Верхнюю Сванетию. Изучим ее и напишем о ней книгу. И тут же получил ответ от Миши, который я храню.
«Здравствуй, дорогой брат Саша! Ты задумал хорошее дело. Правильно. В спорте всё сделано. Мне надо только снять с Победы и похоронить в Сванетии Илико, больше мне ничего не нужно. На этот год планируется совместное франко-советское восхождение на пик Коммунизма и восхождение сванов на Ушбу. Но как только ты скажешь, что нам пора садиться на коней, я брошу всё и прилечу в Местию».
Мы с ним верхом объехали все селения Верхней Сванетии, побывали в их таинственных, за тремя замками, древних церквах, куда никто не мог проникнуть, кроме него, ибо там хранились бесценные исторические реликвии X—XI веков. Он так любил свою малую Родину, свою историю, свои иной раз удивляющие обычаи, сванские песни, что тбилисские грузины считали его, а заодно и меня, сванским националистом. И всё это происходило за год до его гибели.
