- Ты соврала мне, - сказал он ровным тоном.
Я посмотрела на него, но он управлял выражением своего лица. Он, наверняка, провел сотни допросов, и теперь был умелым. Я не ответила. Он ожидал, что я сразу во всем признаюсь?
- Ты сказала, что позаботишься о себе, - он уже не смотрел на меня, а глядел на огонь, у которого стояли мои туфли. – И ты плохо с этим справилась.
Я говорила такое? Ночь, когда умер отец, казалась такой далекой. Тогда я была слабой, испуганной и сломленной. Я позволила себя схватить. Я не могла с ним спорить. Я хотела сказать ему, что и он соврал. Он говорил, что с ним я буду в безопасности. Как он мог говорить такое, если все это время был Силовиком?
- Вот, - вдруг он оказался рядом со мной с ножом в руке.
Я отпрянула, вскинув руки для защиты.
- Твои волосы, - сказал Флинт. – Это ты расческой не уберешь, - ловким движением ножа он обрезал прядь и поймал свободной рукой. Он отошел и спрятал оружие в ножны. Я снова могла дышать. – Мы не останемся здесь, - сказал Флинт, вернувшись к столу. – Мы пойдем дальше.
- Сейчас? – прохрипела я, представляя холод за дверью, путь верхом на коне в Летний форт.
На его лице что-то мелькнуло.
- Утром. Я говорил.
Я не могла этого вынести. Желудок сжимался от тревоги. Если он будет меня пытать, допрашивать, то пусть начинает сейчас, чтобы я не переносила страшное время ожидания.
- Пойдем… куда? – выдавила я.
- По одной проблеме за раз, - прошептал он. – Пока что ешь и спи. И все.
- Но…
- Не трать силы на спор. Делай, как я говорю, и держи рот на замке.
- Но я…
Дверь открылась, и вошла женщина с высоким худым мужчиной. Он утащил кадку с водой, а женщина вытащила из шкафа еду, организовав ужин из хлеба, сыра, лука и кувшина эля. Все это время Флинт молчал и смотрел то на нее, то на меня. Его присутствие делало атмосферу в комнате напряженной.
У меня не было аппетита. Я проглотила корочку хлеба, глотнула эля и сильно закашлялась. Тошнота выворачивала желудок. Я встала из-за стола и замерла у очага спиной к остальным, пока пыталась удержать в себе те крохи, что съела. Все кружилось. Кто-то отнес меня в угол, уложил на кровать, и меня накрыла тьма.
* * *
Конь Флинта был неутомим, как и его хозяин. Мили долины Раш проносились под его копытами, падали последние листья с дубов, осенний ветер прилетал с горы, напевая снежную песню. Дни стали чередой снов. Ночью я проваливалась в истощенный сон в самодельном лагере. Я уже не знала, сколько дней мы идем – пять или пятнадцать.
